Клод моне олимпия. Картина «Олимпия», Эдуард Мане — описание

Сам Курбе, увидав в Салоне 1865 года выставленную там «Олимпию», воскликнул: «Но это плоско, здесь нет никакой моделировки! Это какая-то Пиковая дама из колоды карт, отдыхающая после ванны!»

На что Мане – всегда готовый дать сдачи – ответил: «Курбе надоел нам, в конце концов, со своими моделировками! Послушать его, так идеал – это биллиардный шар» .

Гюстав Курбе был не одинок в непонимании произведений Эдуарда Мане . Интересно, как примет современная публика «Олимпию»: будет ли так же неистово возмущаться и указывать на картину зонтиками, из-за чего персоналу музея придётся повесить картину выше, чтобы посетители не испортили её? Скорее всего, нет. ГМИИ им. Пушкина представляет выставку легендарной «Олимпии» в окружении ещё нескольких образов женской красоты . В этом материале предлагается проследить судьбу основного произведения Эдуарда Мане , вошедшего в историю как «страстный полемист против буржуазной пошлости, мещанского тупоумия, обывательской лености мысли и чувства» .

Эдуард Мане зачастую известен каждому как импрессионист, но он начал писать революционные картины ещё до популяризации импрессионизма в живописи XIX века. Художник не только хотел сказать правду о своём времени, но и изменить систему салонного искусства изнутри с помощью сюжетов. К слову, его манера отличается от других импрессионистов тем, что он работает с портретами, а не с природой в разное время суток, в его манере можно проследить более крупные мазки, а цветовая гамма не избавляется полностью от тёмных тонов, как, например, у Пьера Огюста Ренуара, Клода Моне или Эдгара Дега .

Как было сказано ранее, критики и художники не жаловали стремление художника изменить салонное искусство. Тогда, в засилии мифологических сюжетов, Мане осмелился писать картины о жизни, которая его окружает: он писал своих современников, которые могли быть ничем непримечательными и не иметь высокого статуса в обществе, но быть интересными для зарисовок и картин. Самое главное – это правда, за которую в салонном искусстве его и отвергали. Конечно, у Мане были и защитники, в числе которых был Эмиль Золя и Шарль Бодлер , а Эжен Делакруа поддерживал его картины для салонов. Эмиль Золя по этому случаю заметил: «Посмотрите на живых особ, прогуливающихся по залу; взгляните на тени, бросаемые этими телами на паркет и на стены! Затем посмотрите на картины Мане , и вы убедитесь, что они дышат правдою и мощью. А теперь посмотрите на другие полотна, глупо улыбающиеся вам со стен: вы не можете прийти в себя от хохота, не правда ли?» .

Эдуард Мане обучался у Кутюра, салонного художника, но понял, что наигранные позы натурщиков на квазиисторические или мифологические сюжеты – «занятие праздное и бесполезное» . Его вдохновляло несколько основных тем: живопись итальянского Возрождения (Филиппино Липпи, Рафаэль, Джорджоне – «художники чистой и светлой гармонии» ), творчество Веласкеса зрелого периода. Также на него оказала влияние французская живопись XVIII века (Ватто, Шарден ). Он копировал «Венеру Урбинскую» Тициана , что стало отправной точкой для возникновения «Олимпии». Эдуард Мане хотел написать Венеру своего времени, то есть в какой-то мере это было ироническое переосмысление мифологии и попытка поднять современность до высоких классических образов. Но критика не жаловала такой подход на Парижском салоне 1865 года, само название отсылало к героине романа (1848) и одноимённой драмы (1852) Александра Дюма-сына «Дама с камелиями». Там Олимпия представлена как антагонистка главной героини, к тому же являющаяся публичной женщиной (её имя стало нарицательным для всех дам её профессии).

На самом же деле, художник писал Викторину Меран , которая позировала ему в разных ипостасях: она была и девочкой с «Железной дороги» и мальчиком в костюме эспада. Возвращаясь к Олимпии, надо сказать, что Эдуард Мане работал цветами, передающими оттенки тела без жёстких перепадов света и тени, без моделировки, как подметил Гюстав Курбе . Изображённая женщина сохнет после купания, что и было первым названием картины, но с течением времени за ней, как известно, закрепилось другое название.

Женские образы, которые окружают Олимпию в ГМИИ им. Пушкина – это скульптура (слепок) Афродиты древнегреческого скульптора Праксителя , «Дама за туалетом, или Форнарина» Джулио Романо , «Королева (жена короля)» Поля Гогена , который, как известно, брал в путешествие свою репродукцию «Олимпии» и создавал под её влиянием чарующие картины.

скульптура (слепок) Афродиты древнегреческого скульптора Праксителя

Сюжет

На полотне мы видим спальню молодой женщины. Обнаженная девушка полулежит. Служанка принесла ей букет от поклонника, но героиня словно бы замечает, что ее разглядывают зрители, и потому не обращает внимания на служанку, а смотрит прямо.

«Олимпия» Эдуарда Мане, 1863

Наготу девушки прикрывают лишь украшения. В убранных назад волосах таится орхидея. На ногах — изящные туфли-панталеты. В изножье кровати — чёрный котёнок, поза которого говорит о том, что он, как и хозяйка, заметил соглядатаев.

Натурщицу Викторину Меран за миниатюрность называли креветкой

Сюжет во многом повторяет «Венеру Урбинскую» Тициана. Однако у Тициана женщины на заднем плане заняты подготовкой приданого, что вместе со спящей собачкой у ног Венеры должно означать домашний уют и верность. А у Мане чернокожая служанка несёт букет цветов от поклонника — цветы традиционно считаются символом дара, пожертвования.


«Венера Урбинская», Тициан, 1538

Повлиял на Мане и поэтический сборник его друга Шарля Бодлера «Цветы зла». Первоначальный замысел картины имел отношение к метафоре поэта «женщина-кошка», проходящий через ряд его произведений, посвященных Жанне Дюваль.

Представительница парижской богемы, натурщица Викторина Мёран, за миниатюрность прозванная Креветкой, послужила моделью не только для Олимпии, но и для многих других женских образов с картин Мане. Впоследствии она и сама пыталась стать художницей, но не преуспела. Есть также предположения, что художник использовал образ известной куртизанки, любовницы императора Наполеона Бонапарта Маргариты Белланже.

Контекст

Сегодня «Олиимпия» считается шедевром, а сюжет — хрестоматийным для раннего импрессионизма. Тогда же, в 1865 году на Парижском салоне, обыватели и ценители искусства были совершенно иного мнения.

Газеты соревновались в изощренности оскорблений. «Никогда и никому ещё не приходилось видеть что-либо более циничное, чем эта «Олимпия», — писал современный критик. — Это самка гориллы, сделанная из каучука и изображённая совершенно голой, на кровати. Её руку как будто сводит непристойная судорога… Серьёзно говоря, молодым женщинам в ожидании ребенка, а также девушкам я бы советовал избегать подобных впечатлений».

Современники считали Мане маляром и недоучкой

Испуганная администрация поставила у картины двух охранников, но и этого было недостаточно. Толпа не пугалась и военного караула. Несколько раз солдатам приходилось обнажать оружие. Картина собирала сотни людей, пришедших на выставку лишь для того, чтобы обругать картину и плюнуть на неё.

В итоге картину перевесили в самый дальний зал Салона на такую высоту, что её было почти не видно. Французский критик Жюль Кларети восторженно сообщал: «Бесстыжей девке, вышедшей из-под кисти Мане, определили наконец-то место, где до нее не побывала даже самая низкопробная мазня».

На первой выставке «Олимпию» охраняли от разгневанной толпы

Неужели, спросите вы, это была первая голая женщина на полотне. Конечно, нет. Далеко нет. Но до Мане обнаженная натура всегда была неземной: ню изображались богини, героини мифов и прочие никогда не существовавшие леди. Мане же изобразил голой гетеру, снабдив полотно многообразными деталями, не оставляющими сомнений, что это не Венера, не Афина и не какая другая богиня. А стиль немногочисленных ювелирных украшений и фасон туфель девушки указывают на то, что Олимпия живёт в современное время, а не в какой-либо абстрактной Аттике или Османской империи.

Орхидея в волосах Олимпии — афродизиак. Украшение на шее выглядит, как лента, завязанная на упакованном подарке. Снятая туфля — эротический символ, знак утраченной невинности. Прогнувшийся котёнок с поднятым хвостом является классическим атрибутом в изображении ведьм, знаком плохого предзнаменования и эротических излишеств. Даже темнокожая служанка напоминала о том, что некоторые дорогие проститутки в Париже XIX века держали африканок, чья внешность навевала ассоциации с экзотическими удовольствиями восточных гаремов.

Последней каплей стало то, что девушку с полотна Мане зовут так же, как и героиню романа Александр Дюма «Дама с камелиями» (1848). Для современников художника это имя ассоциировалось не с далёкой горой Олимп, а с проституткой.

Даже из друзей немногие отважились выступить и публично защитить великого художника. Одними из этих немногих были писатель Эмиль Золя и поэт Шарль Бодлер, а художник Эдгар Дега сказал тогда: «Известность, которую Мане завоевал своей «Олимпией», и мужество, которое он проявил, можно сравнить только с известностью и мужеством Гарибальди».

Бодлер писал Мане так: «Итак, я снова считаю необходимым поговорить с вами — о вас. Необходимо показать вам, чего вы стоите. То, чего вы требуете, — просто глупо. Над вами смеются, насмешки раздражают вас, к вам несправедливы и т. д. и т. п. Вы думаете, что вы — первый человек, попавший в такое положение? Вы что, талантливее Шатобриана или Вагнера? А ведь над ними издевались ничуть не меньше. Но они от этого не умерли. И чтобы не пробуждать в вас чрезмерной гордости, я скажу, что оба эти человека — каждый в своем роде — были примерами для подражания, да еще в плодоносную эпоху, тогда как вы, — только первый посреди упадка искусства нашего времени. надеюсь, вы не будете в претензии за бесцеремонность, с которой я вам все это излагаю. Вам хорошо известна моя дружеская к вам привязанность».

Судьба художника

В 1867 году Мане устраивает собственную выставку и становится центральной фигурой художественной интеллигенции Парижа. Вокруг него объединяются такие молодые художники, как Писсарро, Сезанн, Клод Моне, Ренуар, Дега. Они обычно собирались в кафе Гербуа на улице Батиньоль, поэтому их условно называли батиньольской школой. Объединяло их нежелание следовать канонам официального искусства и стремление найти новые, свежие формы, а также поиск способов передачи световой среды, воздуха, окутывающего предметы. Они стремились максимально приблизиться к тому, как человек видит тот или иной предмет.

Мане первым изобразил голую гетеру на картине

Мане, который раньше других французских художников увлекся японским искусством, отказался от тщательной передачи объема, от проработки цветовых нюансов. Невыраженность объема в картине Мане компенсируется, как и в японских гравюрах, доминированием линии, контура, но современникам художника картина казалась незаконченной, небрежно, даже неумело написанной. Поэтому Мане называли недоучкой и маляром, и в Салоны он попадал редко — художнику приходилось строить для полотен отдельные бараки или устраивать выставки в своей мастерской.

Успех наконец-то пришел в 1870-е, когда известный торговец произведениями искусства Поль Дюран-Рюэль купил около 30 его работ.

В 1874 году Мане отказался участвовать в Первой выставке импрессионистов. Почему он принял такое решение, сказать сложно. По одной из версий, виной тому был Поль Сезанн, выставивший на обозрение свою «Современную Олимпию». Картина отчасти цитировала Мане, но сюжет был трансформирован — добавлен клиент. Мане воспринял картину Сезанна как пасквиль на свою «Олимпию» и был глубоко задет.


«Современная Олимпия», Поль Сезанн, 1874

В дальнейшем свои версии сцен из жизни Олимпии писали Поль Гоген, Эдгар Дега, Анри Фантен-Латура, Пабло Пикассо, Жан Дюбюффе, Рене Магритт, Франсис Ньютон Соуза, Герхард Рихтер, А. Р. Пенк, Феликс Валлотон, Жак Вийон, Эрро, Ларри Риверс. В 2004 году карикатура, изображающая Джорджа Буша-мл. в позе Олимпии, была снята с экспозиции вашингтонского городского музея.

«Олимпия» Мане после Салона почти четверть века провела в мастерской. В следующий раз свет увидел ее в 1889 году на выставке по случаю 100-летия Великой Французской революции. Богатый американец пожелал купить её за любые деньги. Тогда Клод Монэ устроил кампанию по спасению полотна от эмиграции: он собрал 20 000 франков и выкупил «Олимпию» у вдовы художника, чтобы принести её в дар государству.

Эдуард Мане. «Олимпия»

Для нас «Олимпия» — такая же классика, как полотна старых мастеров, поэтому современному любителю искусства непросто понять, почему вокруг этой картины, впервые показанной публике на выставке парижского Салона в 1865 году, разразился невиданный скандал. Дошло до того, что к произведению Мане пришлось приставить вооруженную охрану, а потом и вовсе перевесить под потолок, чтобы трости и зонты негодующих посетителей не смогли дотянуться до полотна и повредить его. Газеты в один голос обвиняли художника в аморальности, вульгарности и цинизме, но особенно досталось от критиков самой картине и изображенной на ней молодой женщине: «Эта брюнетка отвратительно некрасива, ее лицо глупо, кожа — как у трупа», «Это — самка гориллы, сделанная из каучука и изображенная совершенно голой…; молодым женщинам, ожидающим ребенка, а также девушкам я советую избегать подобных впечатлений». «Батиньольская прачка» (мастерская Мане находилась в квартале Батиньоль), «Венера с кошкой», «…вывеска для балагана, в котором показывают бородатую женщину», «…желтопузая одалиска»… Пока одни критики изощрялись в остроумии, другие писали, что «искусство, павшее столь низко, не достойно даже осуждения».

Эдуард Мане. «Олимпия»

Никакие нападки на импрессионистов (с которыми Мане был дружен, но не отождествлял себя) несравнимы с теми, что выпали на долю автора «Олимпии». В этом нет ничего странного: импрессионисты в поисках новых сюжетов и новой выразительности отошли от классических канонов, Мане преступил иную черту — он повел с классикой живой раскованный диалог.

Скандал вокруг «Олимпии» был не первым в биографии Мане. В том же 1863 году, что и «Олимпию», художник написал еще одну значительную картину — «Завтрак на траве». Вдохновившись полотном из Лувра, «Сельским концертом» Джорджоне (1510), Мане по-своему переосмыслил его сюжет. Подобно мастеру эпохи Возрождения, он представил на лоне природы обнаженных дам и одетых мужчин. Но если музыканты Джорджоне облачены в ренессансные костюмы, герои Мане одеты по последней парижской моде. Расположение и позы персонажей Мане позаимствовал с гравюры художника XVIвека Маркантонио Раймонди «Суд Париса», выполненной по рисунку Рафаэля. Картина Мане (первоначально она называлась «Купание») была выставлена в знаменитом «Салоне отверженных» 1863 года, где демонстрировались работы, забракованные официальным жюри, и крайне шокировала публику.

Обнаженных женщин принято было изображать только в картинах на мифологические и исторические сюжеты, поэтому полотно Мане, на котором действие перенесено в современность, сочли чуть ли не порнографическим. Не удивительно, что после этого художник с трудом решился выставить «Олимпию» на следующем Салоне в 1865 г.: ведь в этой картине он «покусился» на еще один шедевр классического искусства — картину «Венеру Урбинскую» (1538), написанную Тицианом. В молодости Мане, как и другие художники его круга, много копировал классические полотна Лувра, в том числе (1856) и картину Тициана. Работая впоследствии над «Олимпией», он с удивительной свободой и смелостью придал новый смысл хорошо знакомой ему композиции.

От «Венеры» к «Олимпии»

Сравним картины. Полотно Тициана, которое, предположительно, должно было украшать большой сундук для свадебного приданого, воспевает брачные радости и добродетели. На обеих картинах обнаженная женщина лежит, опершись правой рукой на подушки, а левой прикрывая лоно. Венера кокетливо склонила головку набок, Олимпия смотрит прямо на зрителя, и этот пристальный взгляд напоминает нам о другой картине — «Обнаженной махе» Франсиско Гойи (1800). Задний план обеих картин разделен на две части строгой вертикалью, спускающейся к лону женщины. Слева — плотные темные драпировки, справа — яркие пятна: у Тициана — две служанки, занятые сундуком с нарядами, у Мане — чернокожая служанка с букетом. Этот роскошный букет (скорее всего, от поклонника) заменил в картине Мане розы (символ богини любви) в правой руке тициановской Венеры.


Тициан. «Венера Урбинская»

В ногах у Венеры свернулась белая собачка, символ супружеской верности и семейного уюта, на постели Олимпии мерцает зелеными глазами черная кошка, «пришедшая» в картину из стихотворений Шарля Бодлера, друга Мане.

Жемчужные серьги в ушах и массивный браслет на правой руке Олимпии Мане позаимствовал с картины Тициана, при этом он дополнил свое полотно несколькими важными деталями. Олимпия лежит на элегантной шали с кистями, на ногах у нее — золотистые пантолеты, в волосах — экзотический цветок, на шее — бархатка с крупной жемчужиной, которая лишь подчеркивает вызывающую наготу женщины. Зрители шестидесятых годов XIXвека безошибочно определяли по этим атрибутам, что Олимпия — их современница, что красотка, принявшая позу Венеры Урбинской, не более чем преуспевающая парижская куртизанка.

Название картины усугубляло ее «неприличие». Напомним, что одну из героинь популярного романа (1848) и одноименной драмы (1852) Александра Дюма-Младшего «Дама с камелиями» звали Олимпией. В Париже середины XIXстолетия это имя какое-то время было нарицательным для «дам полусвета». Не известно в точности, в какой степени название картины было навеяно произведениями Дюма, но это название прижилось.

«Дама пик из колоды карт»

Мане «оскорбил» не только нравственность, но и эстетическое чувство парижан.

Сегодняшнему зрителю стройная «стильная» Олимпия (для картины позировала любимая модель Мане Викторина Меран) кажется не менее привлекательной, чем женственная тициановская Венера с ее округлыми формами. Но современники Мане видели в Олимпии излишне худощавую, даже угловатую особу с неаристократическими чертами лица. На наш взгляд, ее тело на фоне бело-голубых подушек излучает живое тепло, но если мы сравним Олимпию с неестественно розовой томной Венерой, написанной преуспевающим академиком Александром Кабанелем в том же 1863 г., то лучше поймем упреки публики: натуральный цвет кожи Олимпии кажется желтым, а тело — плоским.

Мане, который раньше других французских художников увлекся японским искусством, отказался от тщательной передачи объема, от проработки цветовых нюансов. Невыраженность объема в картине Мане компенсируется, как и в японских гравюрах, доминированием линии, контура, но современникам художника картина казалась незаконченной, небрежно, даже неумело написанной. Уже через пару лет после скандала с «Олимпией» парижане, познакомившиеся на Всемирной выставке (1867) с искусством Японии, были увлечены и очарованы им, но в 1865-м году многие, в том числе и коллеги художника, не приняли нововведений Мане. Так, Гюстав Курбе сравнил Олимпию с «дамой пик из колоды карт, которая только что вышла из ванны». «Тон тела грязный, и никакой моделировки», — вторил ему поэт Теофиль Готье.

Мане решает в этой картине сложнейшие колористические задачи. Одна из них — передача оттенков черного цвета, который Мане, в отличие от импрессионистов, часто и охотно использовал, следуя примеру своего любимого художника — Диего Веласкеса. Букет в руках негритянки, распадающийся на отдельные мазки, дал искусствоведам повод говорить о том, что Мане произвел «революцию красочного пятна», утвердил ценность живописи как таковой, независимо от сюжета, и тем открыл новый путь художникам последующих десятилетий.

«Увидеть вечное в обыденном»

Джорджоне, Тициан, Рафаэль, Гойя, Веласкес, эстетика японской гравюры и… парижане 1860 года. В своих работах Мане точно следовал принципу, который сам же и сформулировал: «Наш долг — извлечь из нашей эпохи всё, что она может нам предложить, не забывая о том, что было открыто и найдено до нас». На такое видение современности сквозь призму прошлого его вдохновил Шарль Бодлер, который был не только знаменитым поэтом, но и влиятельным художественным критиком. Настоящий мастер, по словам Бодлера, должен «чувствовать поэтический и исторический смысл современности и уметь увидеть вечное в обыденном».

Не принизить классику и не поглумиться над ней хотел Мане, а поднять современность и современника до высоких образцов, показать, что парижские франты и их подруги — такие же бесхитростные дети природы, как персонажи Джорджоне, а парижская жрица любви, гордая своей красотой и властью над сердцами, столь же прекрасна, как Венера Урбинская. «Мы не привыкли видеть такое простое и искреннее толкование действительности», — писал Эмиль Золя, один из немногочисленных защитников автора «Олимпии».

В семидесятые годы к Мане пришел долгожданный успех: известный торговец произведениями искусства Поль Дюран-Рюэль купил около тридцати работ художника. Но «Олимпию» Мане считал своим лучшим полотном и не хотел продавать. После смерти Мане в 1883 г. картина была выставлена на аукцион, но на нее не нашлось покупателя. В 1889 г. она вошла в экспозицию «Сто лет французского искусства», устроенную на Всемирной выставке в ознаменование столетия Великой французской революции. Образ парижской Венеры покорил сердце некоего американского мецената, и он пожелал купить картину. Но друзья художника не могли допустить, чтобы шедевр Мане покинул Францию. По инициативе Клода Моне они собрали по общественной подписке 20 тысяч франков, выкупили «Олимпию» у вдовы художника и принесли ее в дар государству. Картина была включена в собрание живописи Люксембургского дворца, а в 1907 г., стараниями тогдашнего председателя Совета Министров Франции Жоржа Клемансо, была перенесена в Лувр. Сорок лет «Олимпия» пребывала под одной кровлей со своим прототипом — «Венерой Урбинской». В 1947 г. картина переехала в Музей импрессионизма, а в 1986 г. — стала гордостью и украшением нового парижского музея Орсэ.


Эдуард Мане. «Олимпия».

1863 г. Холст, масло. 130,5х190 см.
Музей Орсэ. Париж.

Лишь успеет Олимпия ото сна пробудиться,
Черный вестник с охапкой весны перед ней;
То посланец раба, что не может забыться,
Ночь любви обращая цветением дней.

Закари Астрюк

Для нас «Олимпия» - такая же классика, как полотна старых мастеров, поэтому современному любителю искусства не просто понять, почему вокруг этой картины, впервые показанной публике на выставке парижского Салона 1865 года, разразился скандал, какого еще не видел Париж. Дошло до того, что к произведению Мане пришлось приставить вооруженную охрану, а потом и вовсе перевесить его под потолок, чтобы трости и зонты негодующих посетителей не смогли дотянуться до полотна и повредить его.

Газеты в один голос обвиняли художникав аморальности, вульгарности и цинизме, но особенно досталось от критиков самой картине и изображенной на ней молодой женщине: «Эта брюнетка отвратительно некрасива, ее лицо глупо, кожа, как у трупа», «Это - самка гориллы, сделанная из каучука и изображённая совершенно голой, /…/, молодым женщинам в ожидании ребенка, а также девушкамя советую избегать подобных впечатлений». «Батиньольская прачка» (мастерская Мане находилась в квартале Батиньоль), «Венера с кошкой»,«вывеска для балагана, в котором показывают бородатую женщину», «желтопузая одалиска» … Пока одни критики изощрялись в остроумии, другие писали,что «искусство, павшее столь низко, не достойно даже осуждения».


Эдуард Мане. Завтрак на траве. 1863 г.

Никакие нападки на импрессионистов (с которыми Мане был дружен, но не отождествлял себя) несравнимы с теми, что выпали на долю автора «Олимпии». В этом нет ничего странного: импрессионисты в поисках новых сюжетов и новой выразительности отошли от классических канонов, Мане преступил иную черту -он повел с классикой живой раскованный диалог.

Скандал вокруг «Олимпии» былне первым в биографии Мане. В том же1863 году, что и «Олимпию», художник написал еще одну значительную картину-«Завтрак на траве». Вдохновившись полотном из Лувра,«Сельским концертом» Джорджоне (1510),Мане по-своему переосмыслилего сюжет. Подобно мастеру эпохи Возрождения, онпредставил на лоне природы обнаженных дам и одетых мужчин. Но если музыканты Джорджоне облачены в ренессансные костюмы, герои Мане одеты по последней парижской моде.


Джорджоне. Сельский концерт. 1510 г.

Расположение и позы персонажей Манепозаимствовал с гравюры художника XVI века Маркантонио Раймонди "Суд Париса", выполненной по рисунку Рафаэля. Картина Мане (первоначально она называлась «Купание») была выставлена в знаменитом «Салоне отверженных» 1863 года,где демонстрировались работы, забракованные официальным жюри, и крайне шокировала публику.

Обнаженных женщин принято было изображать только в картинах на мифологические и исторические сюжеты, поэтому полотно Мане, на котором действие перенесено в современность, сочли чуть ли непорнографическим. Не удивительно, что после этого художникс трудом решился выставить «Олимпию» на следующемСалоне в 1865 г.: ведь в этой картине он «покусился»на еще один шедевр классического искусства -картину из Лувра «Венеру Урбинскую» (1538), написанную Тицианом.В молодости Мане,как и другие художники его круга, много копировал классические полотна Лувра, в том числе (1856) и картину Тициана. Работая впоследствии над «Олимпией», онс удивительной свободой и смелостьюпридал новый смысл хорошо знакомой ему композиции.


Маркантонио Раймонди.
Суд Париса. Первая четв. 16 в.

Сравним картины. Полотно Тициана, которое, предположительно, должно былоукрашать большой сундук для свадебного приданого, воспевает брачные радости и добродетели. На обеих картинах обнаженная женщина лежит, опершись правой рукой на подушки, а левой прикрывая лоно.

Венера кокетливо склонила головку набок, Олимпия смотрит прямо на зрителя, и этот пристальный взгляд напоминает нам о другой картине- «Обнаженной махе» Франсиско Гойи (1800). Задний план обеих картин разделен на две части строгойвертикалью, спускающейся к лону женщины.


Тициан. Венера Урбинская.1538 г.

Слева -плотные темные драпировки, справа - яркие пятна: у Тициана - две служанки, занятые сундуком с нарядами, у Мане - чернокожая служанкас букетом. Этот роскошный букет (скорее всего, отпоклонника) заменил в картине Мане розы (символ богини любви) в правой руке тициановской Венеры. В ногах у Венеры свернулась белая собачка, символ супружеской верности и семейного уюта, на постели Олимпии мерцает зелеными глазами черная кошка, «пришедшая» в картину из стихотворений Шарля Бодлера, друга Мане. Бодлер видел в кошке таинственное существо, перенимающее черты своего хозяина или хозяйки, и писал о котах и кошкахфилософские стихи:

«Домашний дух иль божество,
Всех судит этот идол вещий,
И кажется, что наши вещи -
Хозяйство личное его».

Жемчужные серьги в ушах и массивный браслет на правой руке Олимпии Мане позаимствовал с картины Тициана, при этом он дополнил свое полотнонесколькимиважными деталями. Олимпия лежит на элегантной шали с кистями, на ногах у нее -золотистые пантолеты, в волосах - экзотический цветок, на шее - бархатка скрупной жемчужиной, которая лишь подчеркивает вызывающую наготу женщины. Зрители 1860-х годов безошибочно определяли по этим атрибутам, что Олимпия - ихсовременница, что красотка, принявшая позу Венеры Урбинской, не более чем преуспевающая парижская куртизанка.


Франсиско Гойя. Обнаженная Маха. Ок. 1800 г.

Название картины усугубляло ее «неприличие». Напомним, что одну из героинь популярного романа (1848) и одноименной драмы (1852) Александра Дюма-Младшего «Дама с камелиями» звали Олимпией.В Париже середины 19 столетияэто имякакое-то время было нарицательным для «дам полусвета». Не известно в точности, в какой степени название картиныбыло навеяно произведениями Дюма и кому - самому художнику или кому-то из его друзей - принадлежала идея переименовать «Венеру» в «Олимпию», но это название прижилось. Спустя год после создания картины поэт Закари Астрюк воспел Олимпию впоэме «Дочь острова», строки из которой, ставшие эпиграфом к этой статье, были помещены в каталоге достопамятной выставки.

Мане «оскорбил» не только нравственность, но и эстетическоечувство парижан. Сегодняшнему зрителю стройная «стильная» Олимпия (для картины позировала любимая модель Мане Викторина Меран) кажется не менеепривлекательной, чемженственная тициановская Венера с ее округлыми формами. Но современники Мане видели в Олимпии излишне худощавую, даже угловатую особу с неаристократическими чертами лица. На наш взгляд, ее тело на фоне бело-голубых подушек излучает живое тепло, но если мы сравним Олимпию с неестественно розовой томной Венерой, написанной преуспевающим академиком Александром Кабанелем в том же 1863 г., то лучше поймем упреки публики: натуральный цвет кожи Олимпии кажется желтым, а тело - плоским.


Александр Кабанель. Рождение Венеры.1865 г.

Мане, который раньше других французских художников увлекся японским искусством, отказался от тщательной передачи объема, отпроработки цветовых нюансов. Невыраженность объема в картине Мане компенсируется,как и в японских гравюрах, доминированиемлинии, контура, но современникам художника картина казаласьнезаконченной, небрежно, даже неумело написанной. Уже через пару лет после скандала с «Олимпией» парижане, познакомившиеся на Всемирной выставке (1867) сискусством Японии, были увлечены иочарованы им, но в 1865-м году многие, в том числе и коллеги художника, не приняли нововведений Мане. Так Гюстав Курбе сравнил Олимпию с «дамой пик из колоды карт, которая только что вышла из ванны». «Тон тела грязный, и никакой моделировки», - вторил ему поэт Теофиль Готье.

Мане решает в этой картине сложнейшие колористические задачи. Одна из них -передача оттенков черного цвета, который Мане, в отличие от импрессионистов, часто и охотно использовал, следуя примеру своего любимого художника - Диего Веласкеса. Букет в руках негритянки, распадающийся на отдельные мазки,дал искусствоведам повод говорить о том, что Мане произвел «революцию красочного пятна», утвердил ценность живописи как таковой, независимо от сюжета, и тем открыл новый путь художникам последующих десятилетий.


Эдуард Мане. Портрет Эмиля Золя. 1868 г.
В правом верхнем углу -репродукция «Олимпии» и японская гравюра.

Джорджоне, Тициан, Рафаэль, Гойя, Веласкес, эстетика японской гравюры и … парижане1860-х годов. В своих работах Мане точно следовал принципу, который сам же и сформулировал: «Наш долг - извлечь из нашей эпохи все, что она может нам предложить, не забывая о том, что было открыто и найдено до нас». На такое видение современности сквозь призму прошлого его вдохновил Шарль Бодлер, который был не только знаменитым поэтом, но и влиятельным художественным критиком. Настоящий мастер, по словам Бодлера, должен "чувствовать поэтический и исторический смысл современности и уметь увидеть вечное в обыденном".

Не принизить классику и не поглумиться над ней хотел Мане, а поднять современность и современника до высоких образцов, показать, что парижские франтыи ихподруги - такие же бесхитростные дети природы, как персонажи Джорджоне, а парижская жрица любви, гордая своей красотой и властью над сердцами, столь же прекрасна, как Венера Урбинская. « Мы не привыкли видеть такое простое и искреннее толкование действительности», - писал Эмиль Золя, один из немногочисленных защитников автора «Олимпии».


«Олимпия» взале музея Орсэ.

В 1870-е годы к Мане пришел долгожданный успех: известный торговецпроизведениями искусства Поль Дюран-Рюэль купил около тридцати работ художника.Но «Олимпию» Мане считал своим лучшим полотном и не хотел продавать. После смерти Мане (1883) картина была выставлена на аукцион, но на нее не нашлось покупателя. В 1889 г., картина вошла вэкспозицию "Сто лет французского искусства" , у строенную на Всемирной выставке в ознаменование столетия Великой французской революции . Образ парижской Венеры покорил сердце некоего американского мецената, и он пожелал купить картину. Но друзьяхудожника не могли допустить, чтобы шедевр Мане покинул Францию. По инициативе Клода Моне они собрали по общественной подписке 20 тысяч франков, выкупили «Олимпию» у вдовы художника ипринесли её в дар государству. Картина была включена в собрание живописиЛюксембургского дворца, а в 1907 г., стараниями тогдашнего председателя Совета Министров ФранцииЖоржа Клемансо, она была перенесена вЛувр.

Сорок лет «Олимпия» пребывала под одной кровлей со своим прототипом - «Венерой Урбинской». В 1947 г. картина переехала в Музей импрессионизма, а в 1986 г. «Олимпия», судьба которой началась столь несчастливо, стала гордостью и украшением нового парижского музея Орсэ.

История одной картины.

Олимпия. Эдуард Мане.

В жизни, к сожалению, много вещей по тем или другим причинам приходится откладывать на потом. И вот он наступил - тот долгожданный, счастливый момент, когда время созрело для одного из прекраснейших дел. Восхитительные произведения искусства, волновавшие и возбуждавшие воображение многих и многих поколений, поселятся на этих страничках. И рядом с ними поселится частичка ушедшего навсегда в потоке бытия времени их рождения. Но ведь жизнь продолжается непрерывно, и наше время дарит нам такой неоценимый подарок, как понимание перманентности и континуальности, наполненности и глубины, неравномерности и неоднородности, многомерности и фрактальности, струнности и спиральности пространства-времени...И ощущение присутствия, каким-то необъяснимым поворотом спирали, в этом самом времени, рядом с ним, в нём...Наше время ускорилось, сжалось, уплотнилось. И для того, чтобы глубже проникнуть в суть происходящей жизни, понять её законы и стать владельцем эффективного, яркого и успешного проекта " Моя Жизнь", нужно знать законы - законы проявляющегося, воплощающегося времени, нужно научиться это делать. Научиться понимать жизнь. И воспользоваться для этого самым эффективным методом - методом погружения. Почему именно эти произведения искусства так значимы, что до сих пор существует интерес к ним? Что связано с самыми известными произведениями искусства, в чём суть? Эта серия сообщений проведет нас по пути постижения тайн жизни через живопись.

Переливающийся глубокий живой фон, яркие сияющие светотени складок тканей, выразительный задумчивый взгляд обнаженной молодой девушки...Шедевр импрессионизма - Олимпия Эдуарда Мане- перед Вами!

Эдуард Мане

Edouard Mane

23.01.1832
30.04.1883
Франция

«До Мане», «после Мане» — такие выражения полны глубочайшего смысла.. Мане действительно был «отцом» современной живописи. В истории искусства удалось бы насчитать совсем немного революций, подобных той, какую совершил он. Мане стал "отцом импрессионизма", тем, от кого исходил импульс, повлекший за собой все остальное. Но почему этой фигурой стал именно Эдуард Мане? Что же все-таки послужило резким толчком к появлению нового направления в искусстве? Буржуа, завсегдатай бульвара, человек тонкого ума, денди, привыкший проводить время в кафе Тортони, приятель дам полусвета — таким был живописец, опрокинувший основы искусства своего времени. Он домогался славы и признания, славы, связанной с успехами в официальном Салоне. Считалось, что он искал скандальной известности. При жизни благодаря скандалам, сопутствующим его имени, мастера изображали его эдаким представителем богемы, жаждущим популярности самого дурного толка.Такое категоричное суждение слишком примитивно. Жизнь видимая отнюдь не является подлинной жизнью человека: она всего лишь ее часть, причем, как правило, не самая значительная. Жизнь Мане далеко не так ясна и очевидна, как о ней думали. Нервный, легковозбудимый, Мане был человеком, одержимым творчеством. «Революционер вопреки самому себе»? Он противился своей судьбе, но судьбу эту он нес в себе... Весна 1874 года. Группу молодых художников обвиняют в том, что они пишут не так, как признанные мастера, - просто для того, чтобы привлечь внимание публики. Наиболее снисходительные рассматривали их работы как насмешку, как попытку подшутить над честными людьми. Потребовались годы жесточайшей борьбы, прежде чем члены маленькой группы смогли убедить публику не только в своей искренности, но и в своем таланте. Эта группа включала: Моне, Ренуарa, Писсаро, Сислея, Дега, Сезанна и Берту Моризо. В этот период господствовало старшее поколение - Энгр, Делакруа, Коро и Курбе, а также традиции, насаждаемые официальными художественными школами. Эдуард Мане учился в Школе изящных искусств, впитывал различные течения своего времени - классицизм, романтизм, реализм. Однако, он отказался слепо руководствоваться методами прославленных мастеров. Вместо этого из уроков прошлого и настоящего он извлекал новые концепции, он увидел свет, раскаленный свет, делающий формы особенно четкими - без той приглушенности тонов, смягченности и неуловимости переходов, которые растворяют линии под небом Парижа, чистые сочетания красок, отчетливые тени, резко обозначенные "валеры", не допускающие полутонов. В 1874 году Эдуард Мане категорически отказался участвовать в Первой выставке импрессионистов. Некоторые искусствоведы видят в этом нежелание художника осложнять отношения с официальным парижским Салоном и навлекать на себя новые нападки критиков. Однако, другие исследователи творчества Мане (в частности, А. Барская) считают, что была и другая, не менее существенная причина. Среди выставленных работ находилась картина П. Сезанна «Новая Олимпия», на которой тоже была изображена обнаженная женщина: черная служанка сняла с нее последние одежды, чтобы представить ее респектабельному гостю. Эдуард Мане воспринял картину Сезанна как пасквиль на свою «Олимпию» и был глубоко задет столь откровенной интерпретацией сюжета. Он, конечно, помнил о тех вульгарных насмешках, намеках и прямых обвинениях в безнравственности, которые сыпались на него в середине 1860-х годов. Тогда, в 1864 году, жюри парижского художественного Салона отвергло почти три четверти представленных художниками произведений. И тогда Наполеон III милостиво разрешил показать их публике на «Дополнительной выставке экспонентов, признанных слишком слабыми для участия в конкурсе награжденных». Эта выставка сразу же получила название «Салон отверженных», так как на ней были представлены картины так непохожие на то, что привыкли видеть французские обыватели. Особенно потешалась публика над картиной Эдуарда Мане «Завтрак на траве», которую Наполеон III счел неприличной. А неприличие заключалось в том, что на картине рядом с одетыми мужчинами была изображена обнаженная женщина. Добропорядочных буржуа это сильно шокировало. «Завтрак на траве» сразу сделал Мане известным, о нем заговорил весь Париж, перед картиной всегда стояла толпа, единодушная в своем гневе. Но скандал с картиной нисколько не поколебал художника. Вскоре он написал «Олимпию», которая тоже стала предметом самых яростных нападок. Перед картиной толпились возмущенные зрители, назвавшие «Олимпию» «батиньольской прачкой» (мастерская Мане располагалась в парижском квартале Батиньоль), а газеты называли ее нелепой пародией на тициановскую «Венеру Урбинскую». Во все века Венера почиталась как идеал женской красоты, в Лувре и других музеях мира есть много картин с обнаженными женскими фигурами. Но Мане призывал искать красоту не только в далеком прошлом, но и в современной жизни , вот с этим-то никак и не хотели примириться просвещенные мещане. «Олимпия», лежащая на белых покрывалах обнаженная натурщица, — это не Венера прошлых веков. Это современная девушка, которую, по выражению Эмиля Золя, художник «бросил на полотно во всей ее юной... красоте». Античную красавицу Мане заменил независимой, гордой и чистой в своей безыскусственной красоте парижской натурщицей, изобразив ее в современном парижском интерьере. «Олимпия» казалась даже простолюдинкой, вторгшейся в великосветское общество, она была сегодняшней, настоящей, — может быть, одной из тех, кто рассматривал ее, стоя в выставочном зале. Лежащую в основе «Олимпии» тициановскую конструкцию Мане упрощает. Вместо интерьера за спиной женщины — почти задвинутый занавес, в просвет которого виднеются кусочек неба и спинка стула. Вместо служанок, стоящих у свадебного сундука, у Мане появляется негритянка с букетом цветов. Ее большая, массивная фигура еще больше оттеняет хрупкость обнаженной женщины. Однако еще ни одна картина не вызывала такой ненависти и насмешек, всеобщий скандал вокруг нее достиг здесь своей вершины, официальная критика называла ее «безнравственным вторжением в жизнь». От Мане отворачивались знакомые, на него ополчились все газеты... «Никогда и никому еще не приходилось видеть чего-либо более циничного, чем эта «Олимпия», «Это самка гориллы, сделанная из каучука», «Искусство, павшее столь низко, не достойно даже осуждения», — так писала парижская пресса. Спустя сто лет один французский критик засвидетельствовал, что «история искусства не помнит такого концерта проклятий, который привелось услышать бедной «Олимпии». Действительно, невозможно вообразить, каких только издевательств и оскорблений не претерпели эта девушка, эта негритянка и эта кошка. А ведь художник написал свою «Олимпию» очень деликатно, нежно и целомудренно , но взбудораженная критикой толпа подвергла ее циничному и дикому глумлению. Испуганная администрация Салона поставила у картины двух стражей, однако и этого оказалось недостаточно. Толпа, «хохоча, завывая и угрожая тростями и зонтами этой новоявленной красоте», не расходилась и перед военным караулом. В какой-то момент он даже отказался гарантировать безопасность «Олимпии», так как несколько раз солдатам приходилось обнажать оружие, чтобы защитить наготу этого худенького, прелестного тела. Сотни людей с самого утра собирались перед «Олимпией», вытягивали шеи и разглядывали ее только для того, чтобы выкрикнуть потом площадные ругательства и плюнуть на нее. «Потаскуха, возомнившая себя королевой», — так изо дня в день обзывала французская печать одно из самых нежных и целомудренных произведений живописи. И тогда картину повесили над дверью последнего зала в Салоне, на такой высоте, что она почти исчезла из глаз. Французский критик Жюль Кларети восторженно сообщал: «Бесстыжей девке, вышедшей из-под кисти Мане, определили наконец-то место, где до нее не побывала даже самая низкопробная мазня». Разгневанную толпу возмущало еще и то, что Мане не сдался. Даже из друзей немногие отважились выступить и публично защитить великого художника. Одними из этих немногих были писатель Эмиль Золя и поэт Шарль Бодлер, а художник Эдгар Дега (тоже из «Салона отверженных») сказал тогда: «Известность, которую Мане завоевал своей «Олимпией», и мужество, которое он проявил, можно сравнить только с известностью и мужеством Гарибальди». Первоначальный замысел «Олимпии» имел отношение к метафоре Ш. Бодлера «женщина-кошка», которая проходит через ряд его поэм, посвященных Жанне Дюваль. Связь с поэтическими вариациями особенно заметна в первоначальных рисунках Мане к «Олимпии», но в окончательном варианте этот мотив осложняется. У ног обнаженной «Олимпии» появляется кот с тем же горящим взглядом округленных глаз. Но он уже не ласкается к женщине, а ощетинившись смотрит в пространство картины, как бы охраняя мир своей госпожи от постороннего вторжения. После закрытия Салона «Олимпия» была обречена почти на 25-летнее заточение в художественной мастерской Мане, где ее могли видеть лишь близкие друзья художника. Ни один музей, ни одна галерея, ни один частный коллекционер не захотели ее приобрести. При жизни Мане так и не дождался признания «Олимпии». Более ста лет назад Эмиль Золя писал в газете «Эвенмен» «Судьба уготовила в Лувре место для «Олимпии» и «Завтрака на траве», но понадобилось много лет, чтобы его пророческие слова сбылись. В 1889 году готовилась грандиозная выставка, посвященная 100-летию Великой французской революции, и «Олимпия» была персонально приглашена занять почетное место среди лучших картин. Там она и пленила одного богатого американца, который пожелал приобрести картину за любые деньги. Вот тогда-то и возникла серьезная угроза, что Франция навсегда потеряет гениальный шедевр Мане. Однако тревогу по этому поводу забили только друзья покойного к этому времени Мане. Клод Моне предложил выкупить «Олимпию» у вдовы и подарить ее государству, раз уж оно само не может заплатить. Была открыта подписка, и собрали нужную сумму — 20 000 франков. Оставался «сущий пустяк» - уговорить государство, чтобы оно приняло дар. По французским законам, произведение, подаренное государству и принятое им, обязательно должно быть выставлено. На это и рассчитывали друзья художника. Но по неписаному «табелю о рангах» на Лувр Мане пока не «тянул», и пришлось удовольствоваться Люксембургским дворцом, где «Олимпия» пробыла 16 лет — одна, в сумрачном и холодном зале. Только в январе 1907 года, под покровом ночи, тихо и незаметно, ее перенесли в Лувр. А в 1947 году, когда в Париже был открыт Музей импрессионизма, «Олимпия» заняла в нем то место, на которое имела право со дня своего рождения. Теперь зрители стоят перед этим полотном благоговейно и почтительно. Источники - Надежда Ионина "100 великих картин", Анри Перрюшо " Эдуард Мане".

Понравилась статья? Поделитесь с друзьями!