Современному человеку фольклорные образы кажутся сказочными, фантастическими и нереальными, действия героев таинственными. Это и понятно: ведь говоря о фольклоре, мы говорим о другом уровне мышления, о другом представлении человеком окружающего его мира, корни которого уходят в мифологическое прошлое.

Слово фольклор в буквальном переводе с английского означает народная мудрость. Это создаваемая народом и бытующая в народных массах поэзия, в которой он отражает свою трудовую деятельность, общественный и бытовой уклад, знание жизни, природы, культы и верования. В фольклоре воплощены воззрения, идеалы и стремления народа, его поэтическая фантазия, богатейший мир мыслей, чувств, переживаний, протест против эксплуатации и гнета, мечты о справедливости и счастье.

Славяне создали огромную изустную литературу (мудрые пословицы и хитрые загадки, волшебные сказки, весёлые и печальные обрядовые песни, торжественные былины, говорившиеся под звон струн нараспев), которая стала Достоинством и Умом народа. Она ставила и укрепляла его нравственный облик, была его исторической памятью, праздничными одеждами его души и наполняла глубоким содержанием всю его размеренную жизнь, текущую по обычаям и обрядам, связанным с его трудом, природой и почитанием отцов и дедов.

К большому сожалению, в школьной программе изучению фольклора на уроках литературы и музыки уделяется слишком мало. В связи с этим, через интеграцию предметов мы попытались показать области соприкосновения учебных дисциплин, а через их органическую связь дать ученикам представление о единстве окружающего нас мира. Примером реализации интегрированных задач может служить конспект урока «В мире славянского фольклора» для учеников 6 класса общеобразовательной школы.

Цель:

Показать значение славянского фольклора в жизни народа;

Задачи:

· воспитание нравственных и эстетических чувств: любви к Родине, гордости за достижения отечественного музыкального искусства, уважения к истории и духовным традициям России;

· формирование основ музыкальной культуры через эмоционально- активное восприятие;

· развитие художественного вкуса, интереса к музыкальному искусству и музыкальной деятельности;

· реализация собственных творческих замыслов в различных видах музыкальной деятельности (в пении и интерпретации музыкально-пластическом движении и импровизации);

· формирование целостности восприятия и представления об окружающем мире через межпредметные связи уроков литературы и музыки.

Оборудование: мультимедийное оборудование, презентация, звуковые файлы, народные костюмы.

Ход урока:

Звучит музыка (наигрыш владимирских рожков)

Учитель литературы:

Мы входим в удивительный и прекрасный, таинственный мир народной мудрости – мир фольклора. В нём звучит сказка и песня, загадка и пословица… Здесь играют, поют, рассказывают и слушают… Здесь можно узнать очень многое, о многом подумать, многое понять…

В древние-древние времена, когда люди еще не умели писать, они передавали друг другу свои знания о жизни, играя в игры, совершая обряды, напевая песни….

У каждого народа были свои песни, обряды, игры – свой фольклор.

· Вопрос учащимся:

Мы уже несколько раз услышали слово «фольклор». А что же означает это слово «фольклор»? (Фольклор – народная мудрость, народное творчество.)

Мы хотим узнать как можно больше о русском фольклоре – фольклоре наших предков. Это были сильные, красивые, добрые люди. Они были внимательны к природе, примечали каждое движение её, и по приметам знали как правильно вести хозяйство.

Жизнь русских людей всегда состояла из череды будней и праздников. Будни – это время, наполненное трудами и заботами. Отличительной чертой будничной жизни была обыденность домашнего существования, умеренность в еде, простая, удобная одежда, спокойные и благожелательные отношения, замкнутость семейного мира.

Будням противопоставлен праздник – время отдых, веселья и радости, Чередование будней и праздников считалось необходимой составляющей нормального течения жизни, а сбои могли привести даже к гибели мира.

Праздничных дней в году было много. Они возникали в разные исторические эпохи.

Самыми древними были праздники, связанные с земледельческим календарём. Их называли календарными или годовыми праздниками, так как они продолжались весь год, заканчиваясь поздней осенью с завершением уборки урожая.

Главными считались те, которые были связаны с четырьмя самыми важными природно-астрономическими явлениями: зимнее и летнее солнцестояние, весеннее и осеннее равноденствие.

Наряду с древними языческими земледельческими праздниками в русском быту было много праздников православной церкви. Они стали устанавливаться с конца 10 века на Руси с принятием христианства.

Учитель музыки:

Наиболее почитаемыми народом были Рождество Христово, Крещение, Благовещение Пресвятой Богородицы, Святая Троица, Пасха.

Среди праздников, восходящих к древней земледельческой традиции, почиталась Масленица.

Каждый праздник имел свою отмеченную традицией программу, словесные формулы, песни. В программу праздничных дней включалось также выполнение обрядов и обычаев годового цикла, связанных с хозяйственной деятельностью русского земледельца.

· Вопрос учащимся:

А что означает «обряд», «обрядовые песни»?

(Обряд – совокупность установленных обычаем действий, в которых воплощаются какие-нибудь религиозные представления или бытовые традиции народа.

Обрядовые песни – это песни, которые исполнялись во время самых различных обрядов и являлись важной составляющей и необходимой их частью).

Учитель музыки:

Обрядовые песни – особый музыкальный мир. Если существуют русские сказки, былины, пословицы, то обрядовые песни называть русскими - не правильно. Их название – СЛАВЯНСКИЕ обрядовые песни. Это связано с тем, что крещение Руси произошло только в 10 веке, а обряды посвященные хорошему урожаю, вовремя пролитому дождя, теплому солнцу были и до этого. И территория тогдашней Руси была совсем иной, нежели сейчас. Анализ обрядовых песен из разных уголков нашей страны, а также Украины и Белоруссии показал сходство языка и ладовой и интонационной основы.

Обрядовые песни тесно связаны с языческими ритуалами, основные мелодические обороты, ладовая основа осталась с прежних языческих времен. Поскольку некоторые языческие божества и обряды были поставлены в параллель христианским святым (Перун – Илья, Велос (Волос) - Власий, Ярило – Юрий, Георгий), то вполне очевидно, что музыкальная основа подобных культовых языческих песен повлияла в дальнейшем на славянский ранний христианский культовый мелос. В частности мелодии многих попевок и закличек интонационно близки к простейшим видам церковного пения древней Руси.

· Вопрос учащимся:

Какие виды обрядовых песен вы знаете? (календарные, семейно-бытовые и церковные)

Учитель литературы:

Отношение русских к празднику было чрезвычайно серьёзно.

«Мы целый день трудимся для праздника». «Хоть всё заложи, да Масленицу проводи». «Жизнь без праздника, что еда без хлеба» - любили говорить крестьяне.)

Русские люди считали, что любой праздник требует к себе уважения.

Осенние праздники русского крестьянского земледельческого календаря

посвящены подведению итогов трудового года. Иными словами – это праздник урожая.

Учитель музыки:

Среди них выделяются праздники, связанные с образом Пресвятой Богородицы:

Учащиеся рассказывают историю возникновения праздника «Покров».

Учитель музыки:

В народном сознании Пресвятая Богородица – это любящая Мать для всех людей, Защитница, Утешительница, Заступница. Её образ тесно связан с образом «матушки сырой земли-кормилицы», родной земли и в конечном итоге с образом Родины. Звучат церковные песнопения «Богородице Дево» в исполнении братьев из Валаамского монастыря и «Пресвятому образу твоему» в исполнении детского хора храма Пресвятой Богородицы (г. Новосибирск). Учащиеся анализируют музыкальные фрагменты и делают сравнительный анализ.

Интересной особенностью осенних обрядов было не совпадение их с обычным календарем. Осенние обряды начинались уже в августе с момента начала сбора урожая. Каждый обряд имел свою интонационную особенность, свой особый звукоряд, который сильно отличался от звукорядов песен, посвященных другим временам года. Многие обрядовые песни носят характер закличек, попевок, построенных на 3-4 нотах и носящих по представлению людей магическую силу. Самая простая форма досталась осенним обрядовым песням. Люди много трудились, они устали и им хотелось покоя и отдыха. Иногда осенние обрядовые песни назывались ЖАЛЬНЫЕ. Но не всегда они имели грустный характер.

Учащиеся показывают инсценировку:

Женщины-жницы собирались в поле у несжатой полоски. Старшая наиболее уважаемая из жниц, заламывала и закручивала стебли растений так, чтобы они касались земли, в виде жгута или венка, перевязывая их цветными лентами. Девушки водят хоровод и приговаривают:

Поле – тебе пахота,

Нам – легота!

Сей год родило, и на будущий год не забудь!

Исполнение осенней обрядовой песни « Осень не браните».

(Дети с колосьями читают по ролям)

Жали мы, жали,

Жали-пожинали,-

Жнём молодые,

Серпы золотые,

Нива долговая,

Постать широкая;

По месяцу жали,

Серпы поломали,

В краю не бывали,

Людей не видали.

И говорило а ржаное жито,

В чистом поле стоя,

В чистом поле стоя:

Не хочу я, а ржаное жито,

Да в поле стояти,да в поле стояти.

Не хочу я, а ржаное жито

Да в поле стояти – колосом махати!

А хочу я, а ржаное жито,

Во пучок завязаться,

В песенку пожаться,

А чтоб меня, а ржаное жито,

Во пучок взвязали,

Из меня рожь выбирали

Украшенный последний сноп с песнями несли в деревню, где готовилась праздничная трапеза: пироги, каша.

Учитель литературы:

К Рождеству Пресвятой Богородицы, дата которого совпадала с днём осеннего равноденствия, приурочивались Осенины (от слова сени место где хранилось сено) – встреча осени. Женщины собирались рано утром и выходили на берега рек, озёр и прудов встречать «матушку Осенину». Для этого праздника характерно хлебосольство, хождение родственников в особенности молодоженов к родителям молодой. В эти дни пели песни, водили хороводы, устраивали игрища.

Исполнение песни-игры «Осень»

Учитель музыки:

Тема славянского фольклора актуальна и сейчас. Многие современные композиторы используют в своих произведениях цитаты из народной обрядовой музыки. Иногда встречаются произведения, написанные в весьма неожиданном стиле.

Прослушивание песни «Овсень» группы «Невидь».

В конце урока, после подведения итогов, девочки выносят на блюде яблоки, груши, баранки и раздают их учащимся и гостям.

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РЕСПУБЛИКИ ТАТАРСТАН

Альметьевский государственный нефтяной институт

Кафедра гуманитарного образования и социологии

Контрольная работа

по курсу «История мировой культуры»

на тему: Языческая древнерусская пракультура.

Выполнил: студент группы 82-12

Макаров Сергей Александрович

Проверил: к.и.н., доцент

Мустафина Эльвира Марсиловна

Альметьевск 2013

Введение.

Глава 1. Религиозные представления древних славян.

Глава 2. Антропотеоксмизм древних славян.

Глава 3. Фольклор и письменность древних славян.

Заключение.

Список использованной литературы.

Введение

Слово "культура" происходит от слова "культ" - вера, обычаи и традиции предков. До христианства и другими монотеистических религий все народы были язычниками. Язычество окружено, с одной стороны, тайнами забвения и многих утрат, словно древний затерянный и потому совершенно незнакомый мир, а с другой на него наложено негласное «табу». Своеобразное табу на язычество появилось у восточных славян с введением христианства, не было отменено с пришествием на Русь безбожников в 1917. Язычество - это религия, и близко любой другой религии уже по своей этой главной сути веры в Бога. Именно поэтому язычество, одновременно сближаясь меж собой своими разными руслами, сблизилось и с другими, более поздними, пришедшими эволюционным путём (усложнялся человек, усложнились его представления о Космосе, Боге) монотеистическими религиями, слилось с ними и во многом в них растворилось. Язычество от «языки» (суть: народы, племена); эта слово объединяет в себе принцип веры разных народов. Сама же вера этих народов, даже в рамках союза племен, могла быть меж собой весьма различной.

Славяне - язычники поклонялись стихиям, верили в родство людей с различными животными, приносили жертвы божествам, населяющим все вокруг. Каждое славянское племя молилось своим богам. Единых для всего славянского мира представлений о богах никогда не существовало: поскольку славянские племена в дохристианское время не имели единого государства, они не были едины в верованиях. Поэтому славянские боги не связаны родственными отношениями, хотя некоторые из них и очень похожи друг на друга.

Религиозные представления древних славян

Как и в других древних культурах, в славяно-русском язычестве большое значение имели самые ранние формы религии - магия, фетишизм и, особенно, тотемизм.

Наиболее почитаемыми у славян тотемами среди птиц были сокол, орел и петух, а среди животных - конь, медведь. Языческие верования славян не представляли собой какой-то завершенной системы. Современные исследования позволяют вычленить несколько этапов развития язычества, которые | долгое время сосуществовали друг с другом, некоторые из этих верований дошли практически до наших дней.

Славяне поклонялись Матери-Земле, символом которой были узоры, изображающие большой квадрат, | поделенный на четыре малых квадрата с точками в центре - знак вспаханного поля. Довольно развиты были водяные культы, так как вода считалась стихией, из которой образовался мир. Вода населялась многочисленными божествами - русалками, водяными, в честь которых устраивались специальные праздники - русалии.

Символом воды в искусстве обычно служили утка и гуси. Почитались леса и рощи, которые были жилищами богов.

В начале I тыс. н. э. древнеславянские божества принимают антропоморфную форму. Главными среди них становятся боги Солнца, Неба и Огня - Сварог, Даждьбог и Хоре. Ветра - Стрибог, грозы - Перун, домашних животных и богатства - Велес (Волос), бог плодородия - Ярило.

Спутницей бога Велеса было женское божество Мокошь - покровительница женщин, богиня плодородия и домашнего очага. Славяно-русская мифология не была зафиксирована в каких-либо литературных произведениях и поэтому не известно четкое распределение ролей между божествами и их иерархия.

Были у этих богов и свои символы в искусстве. Петух, с изумительной точностью отмечающий время, признавался вещей птицей, и редкая сказка обходилась без упоминания о нем. Конь, это гордое стремительное животное, зачастую сливавшееся в представлении древнего славянина то с богом солнца, то с образом конного воина, был излюбленным мотивом древнерусского искусства. Да и на много позже его изображение продолжало появляться на коньках русских изб и теремов. Особым почитанием пользовалось солнце, и изображение огненного колеса «громовой круг», расчлененного на шесть частей, прочно вошло в изобразительное искусство. Эти изображения появлялись на наличниках изб и вышитых полотенцах вплоть до начала XX в.

Почитая и боясь домовых, овинников, леших, русалок, водяных и прочих существ, населяющих окружающий мир, славянин пытался отгородиться от них десятками заговоров и амулетами-оберегами, дошедшими до наших дней.

На позднем этапе развития древнеславянского язычества складывается и держится дольше других культ Рода и Рожаниц - творца Вселенной и богинь плодородия Лады и Лели. Это был культ предков, семьи и домашнего очага. Изображения Лады и Лели на многочисленных вышивках продолжали появляться и в XVIII-XX вв. Их культ вызывал особую неприязнь русской церкви.

В это же время складывается и трехуровневое представление о мире: нижнем, подземном (символ - ящер), среднем - земном (изображались обычно люди и звери) и верхнем - небесном, звездном. Изображение данной структуры мира можно было увидеть на идолах, сохранившихся лишь в единичных экземплярах; а также русских прялках, изготовлявшихся еще сто лет назад.

Поклонения и жертвоприношения проходили в специальном культовом святилище-капище. По представлениям восточных славян, мир и вселенная представляют собой круг вечного вращения и поэтому капище имели форму круглой площадки со всех сторон окруженной жертвенными кострами, в центре которой находилось на постаменте каменное или деревянное скульптурное изображение бога. Над площадкой возводилась крыша в виде шатра. Стены ставили из вертикальных бревен, украшенных резьбой и ярко раскрашенных. Свое название капище получило от слова «капь», которое переводится с древнеславянского языка как скульптура, идол, болван. Древние русичи уважали и боялись богов, поэтому старались добиться от них расположения магическими обрядами и жертвоприношениями, задабривая идеолов подарками, а также человеческими жертвами.

Самым известным памятником язычества стал Збручский идол (IX-X вв.) - четырехгранный каменный столб, установленный на холме над рекой Збруч. Грани столба покрыты барельефами в несколько ярусов. В верхнем изображены боги и богини с длинными волосами. Ниже идут еще три яруса, раскрывающие представления наших предков о космосе, небе, земле и подземном царстве.

Антропотеоксмизм древних славян

Непрерывная борьба и поочередная победа светлых и темных сил природы была закреплена в представлениях славян о круговороте времен года. Их исходной точкой было наступление нового года - рождение нового солнца в конце декабря. Это празднование получило у славян греко-римское название - коляда (от лат. календас - первый день нового месяца). Был также обычай ходить с маем (символом весны) - маленькой елкой, украшенной лентами, бумагой, яйцами. Божество солнца, провожаемого на зиму, называли Купала, Ярило и Кострома. Во время праздника весны соломенное чучело этих божеств или сжигали, или топили в воде.

Языческие народные праздники, вроде новогодних гаданий, разгульной масленицы, «русальной недели» сопровождались заклинательными магическими обрядами и были своего рода молениями богам об общем благополучии, богатом урожае, избавлении от грозы и града. Для новогоднего гадания об урожае использовались особые сосуды - чары. На них часто изображались 12 различных рисунков, составляющих замкнутый круг - символ 12 месяцев.

К моменту принятия христианства древнеславянская религия еще не сумела выработать строгих форм культа, и жрецы еще не выделились в особое сословие. Жертвы родовым и небесным богам приносили представители родовых союзов, а о контактах с низшими демонами земли, об избавлении людей от их вредного влияния и о получении от них разных услуг заботились волхвы - колдуны, чародеи, прорицатели.

На последнем, завершающим этапе развития язычества, особое значение приобрел культ Перуна, дружинного бога-громовержца. В 980 г. киевский князь Владимир Красное Солнышко предпринял попытку реформировать язычество, придав ему вид монотеистической религии. Стремясь поднять народные верования до уровня государственной религии, князь приказал поставить деревянные идолы шести богов: Перуна с серебряной головой и золотыми усами, Хорса, Даждьбога, Симаргла и Мокоши. Согласно древним легендам, Владимир установил жертвоприношения этим богам, что должно было придать их культу трагический, но в то же время и очень торжественный характер. Вокруг идола Перуна должно было гореть восемь негасимых костров.

Фольклор и письменность древних славян

Практически до наших дней дошли некоторые заговоры и заклинания, пословицы и поговорки, загадки, часто хранящие следы древних магических представлений, обрядовые песни, связанные с языческим земледельческим календарем, свадебные песни и похоронные плачи. С далеким языческим прошлым связано и происхождение сказок, ведь сказки являются отголосками мифов, где, например, многочисленные обязательные испытания героев - следы древних обрядов инициации. А такой знаменитый образ русских сказок, как Баба-Яга - это персонаж древнейших верований в природное женское начало, являющееся, с одной стороны - добрым помощником в земных делах сказочных героев (отсюда та помощь, которую получают сказочные персонажи от Бабы-Яги), а с другой - злой колдуньей, старающейся вредить людям.

Особое место в фольклоре занимали былины, создававшиеся всем народом. Переходя из уст в уста, они подвергались пере толкованиям, часто по-разному понимались разными людьми. Наибольшей известностью пользуются былины киевского цикла, связанные с Киевом, с князем Владимиром Красное Солнышко, тремя богатырями. Они начали складываться в X-XI вв., и в них очень хорошо отразился феномен двоеверия, сочетания старых языческих представлений с новыми христианскими формами. Образы и сюжеты былин продолжали питать русскую словесность на протяжении многих последующих веков.

К концу языческого периода уровень развития древнерусской культуры был настолько высок, что она уже не могла существовать без письменности. До сих пор считалось, что славяне не знали письменности до появления кириллицы. Однако сегодня некоторые историки и лингвисты считают, что помимо греческой, славяне имели свою оригинальную систему письма: так называемую узелковую письменность. Знаки ее не записывались, а передавались с помощью узелков, завязанных на нитях, которые заматывались в книги-клубки. Память об этом узелковом письме сохранилась в нашем языке и фольклоре. Мы до сих пор завязываем «узелки на память», говорим о «нити повествования», «хитросплетении сюжета».

В древних культурах других народов узелковая письменность была распространена достаточно широко. Узелковым письмом пользовались древние инки и ирокезы, оно также было известно в Древнем Китае. Финны, угры, карелы, издревле совместно проживавшие со славянами на северных территориях Руси, имели узелковую письменность, упоминание о которой сохранилось в карело- финском эпосе «Калевала». В древнеславянской культуре следы узелковой письменности можно найти на стенах храмов эпохи «двоеверия», когда христианские святилища украшались не только ликами святых, но и орнаментальными узорами.

Если узелковая языческая письменность у древних славян существовала, то она была очень сложна. Доступная лишь избранным - жрецам и высшей знати, она являлась священным письмом. По мере распространения христианства и угасания древней культуры славян вместе с жрецами-волхвами погибло и узелковое письмо. Очевидно, что узелковая письменность не могла соперничать с более простой и логически совершенной системой письма, основанной на кириллице.

Заключение

В эволюции культуры Древней Руси исторически первым был языческий, или дохристианский период, который берет свое начало в период образования древнерусского этноса и заканчивается в X в. крещением Киевской Руси. Однако еще до образования Киевского государства славяне имели значительную историю и заметные достижения как в материальной, так и в духовной культуре.

Центральное место в культуре этого периода занимало язычество, возникшее у славян в глубокой древности, в первобытном обществе, задолго до появления древнерусского государства.

Первоначальные религиозные представления древних славян были связаны с обожествлением сил природы, которая представлялась населенной множеством духов, что отразилось и в символике древнеславянского искусства.

Для мировоззрения древних славян был характерен антропотеокосмизм, то есть восприятие человеческого, божественного и

природного как единого нерасчлененного целого, ощущение мира как никем не созданного.

Языческие верования и традиции нашли свое выражение в прикладном искусстве и в фольклоре.

Несмотря на тысячелетние господство государственной православной церкви, языческие воззрения были народной верой и вплоть до XX в. проявлялись в обрядах, хороводных играх, песнях, сказках и народном искусстве.

Список использованной литературы

1. Белякова Г.С. «Славянская Мифология» Просвещение. 2005.

2. Дарницкий Е. В. «Древняя Русь» Истоки древности. 2006.

3. Грушевицкая Т.Г., Садохин А.П. Культурология / Т.Г. Грушевицкая, А.П.

Садохин. - М.: Юнити, 2007, с. 457-485.

4. Культурология: учебник / Под ред. Г.В. Драча. - Ростов-на-Дону:

«Феникс», 2007. - с.216 -274.

5. Рыбаков Б. А. «Язычество древних славян» Наука. 2001.

6. Фаминцын А.С. «Божества древних славян» Наука. 2005.

В 1971 году в издательстве «Наука» вышел из печати не предполагавший какого бы то ни было продолжения небольшой по объему сборник статей «Славянский и балканский фольклор», ответственным редактором которого был И. М. Шептунов, специалист в области южнославянского хайдуцкого фольклора, возглавлявший в то время Группу по изучению фольклора народов Центральной и Юго-Восточной Европы при Институте славяноведения АН СССР. В составе авторов этого первого сборника «Славянского и балканского фольклора» были фольклористы: Б. Н. Путилов, С. Н. Азбелев, Ю. И. Смирнов, Л. Н. Виноградова, Л. Г. Бараг и др. И только в 1978 г., уже как первый выпуск будущей серии, был опубликован том под названием «Славянский и балканский фольклор: Генезис. Архаика. Традиции», ответственным редактором которого вновь был И. М. Шептунов, успевший до своей кончины (случившейся в этом же году) привлечь к участию в этом издании замечательный коллектив известных и только начинающих ученых, таких как Э. В. Померанцева В. К. Соколова, Н. И. Толстой, С. М. Толстая, А. Ф. Журавлев, Ю. И. Смирнов, В. В. Усачева, А. В. Гура, Л. Н. Виноградова.

С 1981 по 1995 гг. главным редактором и одним из ведущих авторов всех выпусков этой серии становится известный славист, основатель Московской этнолингвистической школы академик РАН Никита Ильич Толстой. За этот период было опубликовано шесть томов «Славянского и балканского фольклора», получивших широкое признание у специалистов - фольклористов, этнолингвистов и этнологов. В центре внимания сложившегося коллектива авторов (по преимуществу это были сотрудники Отдела этнолингвистики и фольклора Института славяноведения РАН, возглавляемого Н. И. Толстым: С. М. Толстая, Л. Н. Виноградова, В. В. Усачева, А. В. Гура, О. А. Терновская, Т. А. Агапкина, А. А. Плотникова, О. В. Белова, Е. С. Узенева, М. М. Валенцова) - задачи комплексного изучения духовной культуры славян и прежде всего таких ее форм, которые сохраняют общеславянские мифопоэтические традиции, по-разному проявляющиеся в языке, обрядах, верованиях и фольклоре. По инициативе Н. И. и С. М. Толстых два выпуска серии (1986, 1995) были специально посвящены проблемам этнолингвистического изучения Полесья. В них представлены результаты картографирования отдельных фрагментов традиционной культуры этого уникального региона: народной терминологии, обрядов, фольклорных мотивов, демонологических верований.

После кончины Н. И. Толстого в 1996 г. редакционную коллегию серии возглавила С. М. Толстая. Под ее редакцией вышли два тома серии: «Славянский и балканский фольклор: Народная демонология» (М., 2000) и «Славянский и балканский фольклор: Семантика и прагматика текста» (М., 2006).

За 30 лет существования серии среди ее авторов были такие известные отечественные и зарубежные слависты, как Б. Н. Путилов, В. Е. Гусев, Э. В. Померанцева, В. К. Соколова, В. Н. Топоров, В. В. Иванов, Т. В. Цивьян, А. Ф. Журавлев, С. Е. Никитина, О. А. Пашина, И. А. Дзедзелевский, М. Матичетов, Л. Раденкович, Э. Хорватова, М. Войтыла-Свежовска и др.

/ Отв. ред. И. М. Шептунов. М.: "Наука", 1971.

Введение

Южнославянский эпос и проблемы сербского средневековья (Е. Л. Наумов )

Мотивы убиения вражеского царя в былинах и в косовских песнях (С. Н. Азбелев )

Сюжетная замкнутость и второй сюжетный план в славян­ском эпосе (Б. Н. Путилов )

Сходные описания в славянских эпических песнях и их зна­чение (Ю. И. Смирнов )

Композиционный анализ польских колядных обрядовых песен (Л. Н. Виноградова )

О музыкальных параллелях в песнях Южной России и Юго-Западной Болгарии (С. Н. Кондратьева )

О значении славянского фольклора для исследования бал­канской эпической общности (Ю. И. Смирнов )

Сюжеты и мотивы белорусских волшебных сказок. (Систематический указатель) (Л. Г. Бараг )

Сходство славянских пословиц (А. М. Жигулев )

Славянский и балканский фольклор: Генезис. Архаика. Традиции / Отв. ред. И. М. Шептунов. М.: «Наука», 1978.

Введение

Л. Н. Виноградова . Заклинательные формулы в календарной поэзии славян и их обрядовые истоки

В. В. Усачева . Обряд «полазник» и его фольклорные элементы в ареале сербскохорватского языка

В. К. Соколова . Масленица (ее состав, развитие и специфика)

А. Ф. Журавлев . Охранительные обряды, связанные с падежом скота, и их географическое распространение.

Н. И. и С. М. Толстые. Заметки по славянскому язычеству. 2. Вызывание дождя в Полесье

С. М. Толстая . Материалы к описанию полесского купальского обряда

Э. В. Померанцева . Межэтническая общность поверий и быличек о полуднице

А. В. Гура . Символика зайца в славянском обрядовом и песенном фольклоре

Ф. Д. Климчук . Песенная традиция западнополесского села Симоновичи

Ю. И. Смирнов . Эпика Полесья

Славянский и балканский фольклор: Обряд. Текст / Отв. ред. Н. И. Толстой. М.: «Наука», 1981.

Ю. И. Смирнов . Направленность сравнительных исследований по фольклору

Л. Н. Виноградова . Девичьи гадания о замужестве в цикле славянской календарной обрядности (западно-восточнославянские параллели)

Н. И. и С. М. Толстые . Заметки по славянскому язычеству. 5. Защита от града в Драгачеве и других сербских зонах

А. В. Гура . Ласка (Mustela nivalis) в славянских народных представлениях

О. А. Терновская . К описанию некоторых славянских представлений, связанных с насекомыми. Одна система ритуалов изведения домашних насекомых

Л. Г. Бараг . Сюжет о змееборстве на мосту в сказках восточнославянских и других народов

Н. Л. Ручкина . Генетические связи акритского эпоса и клефтских песен

Ю. И. Смирнов . Эпика Полесья (по записям 1975 г.)

Приложение – Указатели к статье Н. И. и С. М. Толстых «Заметки по славянскому язычеству. 5»

Славянский и балканский фольклор: Этногенетическая общность и типологические параллели / Отв. ред. Н. И. Толстой . М.: "Наука", 1984.

Введение

Н. И. Толстой. Фрагмент славянского язычества: архаический ри­туал-диалог

Л. Н. Виноградова. Типы колядных рефренов и их ареальная характери­стика

Т. В. Цивьян. К мифологической интерпретации восточнороманского колядного текста «Плугушор»

О. А. Терновская. Пережины в Костромском крае. (По материалам ан­кеты «Культ и народное сельское хозяйство» 1922-1923 гг.)

А. В. Гура. Ласка (Mustela nivalis) в славянских народных представлениях. 2

Е. Н. Разумовская. Плач с «кукушкой». Традиционное необрядовое голошение русско-белорусского пограничья

Материалы и публикации

Ю. И. Смирнов. Эпика Полесья по записям 1976 г.

Ф. Д. Климчук. Песни из юго-восточного Загородья

Н. Л. Ручкина. Греческие акритские песни о герое, убивающем дра­кона

И. А. Дзендзелевский. Запреты в практике карпатских овцеводов

Славянский и балканский фольклор : Духовная культура Полесья на общеславянском фоне / Отв. ред. Н. И. Толстой. М.: «Наука», 1986.

Материалы к Полесскому этнолингвистическому атласу. Опыт картографирования

Предисловие (Н. Т., С. Т. )

Солнце играет (С. М. Толстая )

Ритуальные бесчинства молодёжи (С. М. Толстая )

Троицкая зелень (Н. И. Толстой )

Пахание реки, дороги (С. М. Толстая )

Лягушка, уж и другие животные в обрядах вызывания и остановки дождя (С. М. Толстая )

Сретенская и четверговая свеча (С. М. Толстая )

Дождь во время свадьбы (А. В. Гура )

Закликание весны (Т. А. Агапкина )

Невестка стала в поле тополем (Н. И. Толстой )

О. А. Пашина . Календарные песни весенне-летнего цикла юго-восточной Белоруссии

В. И. Харитонова . Полесская традиция причитания в Полесье на восточнославянском фоне

Статьи и исследования

В. Е. Гусев. Вождение «стрелы» («сулы») в Восточном Полесье

К проблеме этнографического контекста календарных песен

Л. Н. Виноградова. Мифологический аспект полесской «русальной» традиции

Н. И. Толстой. Из наблюдений над полесскими заговорами

Материалы и публикации

А. В. Гура. Из полесской свадебной терминологии. Свадебные чины. Словарь: Н – Свашка

С. М. Толстая. Полесский народный календарь. Материалы к этнодиалектному словарю: К – П

Ю. И. Смирнов. Эпика Полесья

Славянский и балканский фольклор: Реконструкция древней славянской духовной культуры: Источники и методы / Отв. ред. Н. И. Толстой. М.: «Наука», 1989.

Н. И. Толстой. Некоторые соображения о реконструкции славянской духовной культуры

В. Н. Топоров. Об иранском элементе в русской духовной культуре

В. В. Мартынов . Сакральный мир "Слова о полку Игореве"

В. В. Иванов. Ритуальное сожжение конского черепа и колеса в Полесье и его индоевропейские параллели

М. Матичетов. О мифических существах у словенцев и специально о Куренте

Л. Н. Виноградова. Фольклор как источник для реконструкции древней славянской духовной культуры

Л. Раденкович. Символика цвета в славянских заговорах

С. Е. Никитина. О взаимотношении устных и письменных форм в народной культуре

Э. Хорватова. Традиционные юношеские союзы и инициационные обряды у западных славян

З. Михаил. Этнолингвистические методы в изучении народной духовной культуры

Т. В. Цивьян. О лингвистических основах модели мира (на материале балканских языков и традиций)

М. Войтыла-Свежовска. Терминология аграрной обрядности как источник изучения древней славянской духовной культуры

С. М. Толстая. Терминология обрядов и верований как источник реконструкции древней духовной культуры

Т. А. Агапкина, А. Л. Топорков. Воробьиная (рябиновая) ночь в языке и поверьях восточных славян

А. А. Потебня. О происхождении названий некоторых славянских языческих божеств (Подготовка текста В. Ю. Франчук. Примечания Н. Е. Афанасьевой и В. Ю. Франчук )

О работе А. А. Потебни, посвященной происхождению и этимологии названий славянских языческих божеств (В. Ю. Франчук )

Славянский и балканский фольклор: Верования. Текст. Ритуал / Отв. ред. Н. И. Толстой . М.: «Наука», 1994.

I

Н. И. Толстой. Еще раз о теме «тучи – говяда, дождь – молоко»

Л. Н. Виноградова, С. М. Толстая. К проблеме идентификации и сравнения персонажей славянской мифологии

О. В. Санникова. Польская мифологическая лексика в структуре фольклорного текста

II

Т. А. Агапкина. Южнославянские поверья и обряды, связанные с плодовыми деревьями, в общеславянской перспективе

С. М. Толстая. Зеркало в традиционных славянских верованиях и обрядах

И. А. Седакова. Хлеб в традиционной обрядности болгар: родины и основные этапы развития ребенка

III

Н. И. Толстой. Vita herbae et vita rei в славянской народной традиции

Т. А. Агапкина, Л. Н. Виноградова. Благопожелание: ритуал и текст

Г. И. Кабакова. Структура и география легенды о мартовской старухе

В. В. Усачева. Вокативные формулы в народной медицине славян

Н. А. Ипатова. Оборотничество как свойство сказочных персонажей

Е. Е. Левкиевская. Материалы по карпатской демонологии

Корректурные дополнения к статье Н. И. Толстого «Vita herbae et vita rei в славянской народной традиции»

Славянский и балканский фольклор: Этнолингвистическое изучение Полесья / Отв. ред. Н. И. Толстой . М.: «Индрик», 1995.

Н. И. Толстой. Этнокультурное и лингвистическое изучение Полесья (1984–1994)

I. Полесский этнолингвистический атлас: исследования и материалы

Т. А. Агапкина. Очерки весенней обрядности Полесья

А. А. Плотникова. Первый выгон скота в Полесье

Л. Н. Виноградова. Региональные особенности полесских поверий о домовом

Е. Е. Левкиевская, В. В. Усачева. Полесский водяной на общеславянском фоне

Л. Н. Виноградова. Откуда дети берутся? Полесские формулы о происхождении детей

В. Л. Свительская. Опыт картографирования полесской погребальной обрядности

М. М. Валенцова. Материалы для картографирования типов полесских святочных гаданий

М. Никончук, О. Никончук, Г. Орленко. Деякi термiни матерiальной культури в говiрках правобережного Полiсся

О. А. Паршина. Календарный цикл в северо-западных селах Сумщины

II. Этнолингвистические словари. Публикации

С. М. Толстая. Полесский народный календарь. Материалы к этнодиалектному словарю: Р – Я

А. В. Гура. Из полесской свадебной терминологии. Свадебные чины. Словарь (Свеночельники – Ш)

Ф. Д. Климчук. Духовная культура полесского села Симоновичи

III. Приложения

Н. П. Антропов, А. А. Плотникова. Хроника полесских экспедиций

Список населенных пунктов Полесского этнолингвистического атласа

Сокращения названий областных центров и районов

Славянский и балканский фольклор: Народная демонология / Отв. ред. С. М. Толстая . М.: «Индрик», 2000.

Предисловие

Н. И. Толстой. «Без четырех углов изба не строится» (Заметки по славянскому язычеству. 6)

Л. Н. Виноградова. новые представления о происхождении нечистой силы: демонологизация умершего

С. М. Толстая. Славянские мифологические представления о душе

Е. Е. Левкиевская. Мифологические персонажи в славянской традиции. I. Восточнославянский домовой

Дагмар Климова (Прага). Ho spodářík в поверьях чешского народа

Т. В. Цивьян. Об одном классе персонажей низшей мифологии: «профессионалы»

Н. А. Михайлов. К одной балто-южнославянской фольклорно-ритуальной формуле: лит. laimė lėmė , лтш. laima nolem j , слвн. sojenice sodijo

Л. Р. Хафизова. Бука как персонаж детского фольклора

Т. А. Агапкина. Демоны как персонажи календарной мифологии

А. А. Плотникова. Мифология атмосферных и небесных явлений у балканских славян

В. В. Усачева. Мифологические представления славян о происхождении растений

А. В. Гура. Демонологические свойства животных в славянских мифологических представлениях

В. Я. Петрухин. «Боги и бесы» русского Средневековья: род, рожаницы и проблема русского двоеверия

О. В. Белова. Иуда Искариот: от евангельского образа к мифологическому персонажу

М. М. Валенцова. Святые-демоны Люция и Барбара в западнославянской календарной мифологии

Полесские и западнорусские материалы о домовом

: Семантика и прагматика текста / Отв. ред. С. М. Толстая . М.: «Индрик», 2006.

Предисловие

Прагматика текста

Т. А. Агапкина. Сюжетика восточнославянских заговоров в сопоставительном аспекте

О. В. Белова. Славянские библейские легенды: вербальный текст в контексте обряда

Е. Е. Левкиевская. Прагматика мифологического текста

Л. Н. Виноградова . Социорегулятивная функция суеверных рассказов о нарушителях запретов и обычаев

С. М. Толстая. Мотив посмертного хождения в верованиях и ритуале

Текст и обряд

А. В. Гура. Соотношение и взаимодействие акционального и вербального кодов свадебного обряда

В. В. Усачева. Вербальная магия в аграрных обрядах славян

А. А. Плотникова. Весенние заклинательные формулы «изгнания» гадов у южных славян (в ареальной перспективе)

Лексика и фразеология и их роль в порождении текста

М. М. Валенцова. Календарные паремии западных славян

Е. Л. Березович, К. В. Пьянкова. Пищевой код в тексте игры: каша и квас

А. В. Гура. Лунные пятна: способы конструирования мифологического текста

О. В. Чёха. Языковой и культурный образ лунного времени в полесской традиции (молодой и старый месяц)

Е. С. Узенёва. Соотношение хрононима и легенды (праздник св. Трифона в ареальной перспективе)

Несколько народных христианских легенд из Закарпатья (публикация М. Н. Толстой )

Владимир Николаевич Топоров и его тексты (С. М. Толстая )

Славянский и балаканский фольклор : Виноградье. К юбилею Людмилы Николаевны Виноградовой / Отв. ред. А. В. Гура . М.: «Индрик», 2011. – 376 с.

Одиннадцатый выпуск серии "Славянский и балканский фольклор" посвящен юбилею Людмилы Николаевны Виноградовой.
Помещенные в сборнике статьи сгруппированы в пять разделов, которые связаны с широким кругом тем, интересующих Людмилу Николаевну. Первый раздел посвящен общим вопросам этнолингвистики, семантическим категориям языка культуры, культурной семантике и функции лексики и фразеологии. Второй раздел содержит работы по славянской народной демонологии – области, наиболее близкой юбиляру. В третьем разделе публикуются статьи, анализирующие фольклорные тексты магического характера (заговоры, проклятия) и духовные стихи. В четвертом разделе рассматриваются обряды (свадебный, календарные, окказиональные) и обрядовый фольклор в контексте верований и мифологии. Наконец, в статьях пятого раздела анализируются мифологические мотивы в литературных произведениях и искусстве. Несколько публикаций посвящено народной культуре Закарпатья, с которым связаны юные годы Людмилы Николаевны – в Мукачеве она окончила среднюю школу, в Ужгороде – филологический факультет университета.
Завершает сборник список научных трудов юбиляра.

Предисловие

Язык и культура

Толстая С. М. Предметные оппозиции, их семантическая структура и символические функции

Антропов Н. П. Аксиологические мотивы этнолингвистической аттракции

Березович Е. Л., Казакова Е. Д. Ситуация "языкового испытания" в народной культуре

Кабакова Г. И. Приглашение к застолью

Гура А. В. О конфликтных ситуациях в традиционной крестьянской культуре

Морозов И. А., Фролова О. Е. Живое /неживое в культурных и языковых контекстах

Народная демонология

Раденкович Л. Опасные места в славянской народной демонологии

Колосова В. Б. Демонология в славянской этноботанике

Андрюнина М. А. "Заложные" покойники – локусы тела и локусы души

Ясинская М. В. Визуализация невидимого: способы контакта с иным миром

Мороз А. Б. "Старичок". Опыт описания мифологического персонажа

Добровольская В. Е. Икота в традиционной культуре (на материалах Владимирской области)

Плотникова А. А. Народная мифология в закарпатской Верховине

Толстая М. Н. Потинка и баяние в закарпатском селе Синевир

Валенцова М. М. Демонологические представления Оравы

Фольклор: темы, мотивы, прагматика

Никитина С. Е. Огонь, вода и (медные) трубы (на материале фольклорных религиозных песенных текстов)

Небжеговска-Бартминьска С. "Posłuchajcie, grzesznicy, o straszlisym sądzie..." Wykonawca, narrator i bohater ludowych piesni dziadowśkich

Неклюдов С. Ю. Голая невеста на дереве

Агапкина Т. А. О некоторых особенностях передачи и функционирования восточнославянской заговорной традиции

Юдин А. В. Бабушка Соломония в восточнославянских заговорах и источники ее образа

Седакова И. А. Проклятие в народных болгарских песнях: Этнолингвистика и фольклорная поэтика

Обряды и обрядовый фольклор

Пашина О. А. О критериях выделения видов и версий свадьбы-веселья (на примере смоленской свадьбы)

Курочкин А. В. Элементы греко-католического синкретизма в календарной обрядности украинцев

Белова О. В. "Тюти-тюти, Мошке, погуляемо трошки..." (современное святочное ряжение в Галиции)

Чёха О. В. Святочное ряженье в западной Македонии: ρογκατσάρια и μπουμπουτσιάρια

Бондарь Н. И. Магия луны (из окказиональной обрядности восточнославянского населения Северного Кавказа: XIX – нач. XXI в.)

Узенёва Е. С. Запреты и предписания в традиционной культуре Закарпатья (с. Колочава Межгорского р-на Закарпатской области)

Миф – фольклор – литература

Петрухин В. Я. Пожиратели материнского молока у Псевдо-Кесария: демонологический мотив или "религиозный навет"?

Топорков А. Л. Мифологический образ дерева, растущего из женского тела

Софронова Л. А. "Некто" и "нечто" в ранних повестях Гоголя

Айдачич Д. Чернокнижник пан Твардовский и договор с дьяволом в литературе XIX в.

Цивьян Т. В. Вербная тема в русской литературе XX в.: мерцающая мифология (несколько примеров)

Свирида И. И. Свое и чужое имя в искусстве

Список научных трудов Л. Н. Виноградовой

Фольклор и его основные формы. Литература православных

славян в XI-XVI вв. Современные славянские литературы

Тема фольклора и славянских литератур затрагивается в нашем пособии лишь в связи со славянской словесной культурой в целом, и в детали данной темы (в частности, в обсуждение современного состояния фольклористики) мы не углубляемся. Существует немало ценных пособий, специально посвященных фольклору как таковому (русскому, болгарскому, сербскому и т. д. народному творчеству), как существуют и аналогичные пособия, относящиеся к русской и другим славянским литературам. К ним мы и отсылаем читателей, заинтересованных в углубленном знакомстве с данной темой.

Славянские народы создали такой важный фольклорный жанр, как сказки, и богатейший набор сказочных сюжетов (волшебных, бытовых, социальных и пр.). В сказках выступают колоритнейшие человеческие персонажи, наделенные народной смекалкой, - Иван-дурак у русских, хитрый Петр у болгар и др.

По остроумному наблюдению Ф.И. Буслаева, «Сказка воспевает по преимуществу богатырей, героев и витязей; царевна же, в ней обыкновенно являющаяся, весьма часто не называется и по имени и, вышедши замуж за богатыря или витязя, сходит со сцены действия. Но, уступая мужчинам в богатырстве и славе, снисканной воинскими подвигами, женщина в эпоху язычества... была полубогинею, колдуньею...

Весьма естественно могла народная сказка к душевной силе женщины придать и физическую. Так, Ставрова молодая жена, нарядившись послом, победила борцов Владимировых»175 .

Восточные славяне разработали былины. Среди них выделяются киевский цикл (былины о крестьянине Микуле Селяниновиче, богатырях Святогоре, Илье Муромце, Добрыне Никитиче, Алеше Поповиче и др.) и новгородский цикл (былины о Василии Буслаева, Садко и др.). Уникальный жанр героического эпоса, русские былины составляют одну из важнейших принадлежностей национального словесного искусства. У сербов героический эпос представлен сюжетами о Милоше Обиличе, Королевиче Марко и др. Сходные персонажи есть в эпосе болгар - Секула Детенце, Дайчин-воевода, Янкул и Момгил и др.176 У западных славян героический эпос в силу ряда сложных причин себя так впечатляюще не проявил.

Эпос - не историческая хроника, а художественное явление. Русские обычно хорошо ощущают дистанцию между реальной личностью преподобного Илии Муромца и былинным образом богатыря Ильи Муромца. О сербском эпосе его исследователь Илья Николаевич Голенищев-Кутузов (1904-1969), например, писал:

«Кроме событий, не нарушающих границ достоверного, <...> в песнях о Королевиче Марко встречаются рассказы о крылатых конях, говорящих человеческим голосом, о змиях и горных волшебницах-вилах»177 .

Как выразительно характеризовал устное народное творчество Ф.И. Буслаев, «Народ не помнит начала своим песням и сказкам. Ведутся они испокон веку и передаются из рода в род, по преданию, как старина. Еще певец Игоря хотя и знает какого-то Бояна, но древние народные предания называет уже «старыми словесы». В «Древних русских стихотворениях» песнь, или сказание, называется “стариною”: «тем старина и кончилась», говорит певец... Иначе песня содержания повествовательного именуется “былиною”, то есть рассказом о том, что было. <...> Потому, оканчивая песню, иногда певец прибавляет в заключение следующие слова: «то “старина”, то и “деянье”», выражая этим стихом ту мысль, что его былина не только старина, преданье, но именно преданье о действительно случившемся “деяньи”»178 .

У славянских народов сохранились предания, связанные с их происхождением. И западным и восточным славянам известно предание о братьях Чехе, Лехе и Русе. У восточных славян основание Киева связывается с легендарными Кием, Щеком, Хоривом и сестрой их Лыбедью. У поляков, по преданию, в названии Варшавы запечатлелись имена детей жившего тут лесника: мальчика по имени Вар и девочки по имени Сава. Весьма интересны несущие в себе разнообразную информацию о праисторических временах предания, сказания и легенды о Либуше и Пржемысле, о Девичьей войне, о бланицких рыцарях у чехов, о Пясте и Попеле, Краке и Ванде у поляков, и т. д.

Например, сюжет сказания о Девичьей войне заставляет вспомнить о борьбе матриархального и патриархального начал в славянском обществе древнейших времен.

Согласно ему, после смерти легендарной чешской правительницы Либуши, опиравшейся на девиц и женщин и даже державшей женскую дружину, править стал ее муж Пржемысл. Однако привыкшие властвовать девицы восстали против мужчин, построили крепость Девин и поселились в ней. Затем они разбили отряд мужчин, легкомысленно попытавшихся захватить крепость - причем погибло триста витязей, а семерых лично заколола предводительница женского войска Власта (в прошлом первейшая воительница в дружине Либуши). После этой победы женщины коварно захватили молодого витязя Цтирада, бросившегося спасать привязанную к дубу красавицу, и колесовали его. В ответ мужчины объединились в войско и полностью разгромили женщин, убив в бою Власту и захватив Девин179 .

Стихотворные жанры фольклора у славян исключительно разнообразны. Помимо былин и мифов сюда относятся различные песни - юнацкие и гайдуцкие у южных славян, разбойничьи у восточных славян и пр., исторические песни и баллады, украинские думы и т. д.180 У словаков весьма интересен цикл фольклорных произведений о благородном разбойнике Юрае Яношике.

Многие стихотворные произведения исполнялись под аккомпанемент различных музыкальных инструментов (русские гусли, украинская бандура и т. д.).

Малые жанры фольклора (пословица, поговорка, загадка и т. п.) представляют особый интерес для филологов, занимающихся семасиологическими проблемами. Так, например, А.А. Потебня посвятил в своем труде «Из лекций по теории словесности » специальный раздел «приемам превращения сложного поэтического произведения в пословицу», подчеркивая: «Весь процесс сжимания более длинного рассказа в пословицу принадлежит к числу явлений, имеющих огромную важность для человеческой мысли» (эти явления Потебня называл «сгущением мысли»)181 .

Среди собраний русских пословиц выделяются «Русские народные пословицы и притчи » (1848) И.М. Снегирева, «Русские пословицы и поговорки » (1855) Ф.И. Буслаева и «Пословицы русского народа » (1862) В.И. Даля.

Среди собирателей славянского фольклора представлены крупнейшие деятели культуры (например, А.И. Афанасьев и В.И. Даль у русских, Вук Караджич у сербов). В России этим делом занимались талантливые энтузиасты, подобные Кирше Данилову, и филологи-профессионалы П.Н. Рыбников, А.Ф. Гильфердинг, И.В. Киреевский и др. Украинский фольклор собирали, например, Н.А. Цертелев, М. Максимович, Я. Головацкий и др. У южных славян огромную работу проделали братья Миладиновы, П.Р. Славейков и др., у поляков Вацлав Залесский, Жегота Паули, З. Доленга-Ходаковский и др., у чехов и словаков Ф. Челаковский, К. Эрбен, П. Добшинский и другие ученые-филологи.

Весьма разнообразны славянские литературы. Древнерусская литература, характерное проявление литератур так называемого «средневекового типа», существовала с XI в. Напомним несколько связанных с ней важных моментов.

Академик Дмитрий Сергеевич Лихачев (1906-1999) небезосновательно писал: «Древняя русская литература не только не была изолирована от литератур соседних - западных и южных стран, в частности - от той же Византии, но в пределах до XVII в. мы можем говорить совершенно об обратном - об отсутствии в ней четких национальных границ. Мы можем с полным основанием говорить об общности развития литератур восточных и южных славян. Существовали единая литература (курсив мой. - Ю.М. ), единая письменность и единый (церковнославянский) язык у восточных славян (русских, украинцев и белорусов), у болгар, у сербов у румын» (как уже упоминалось выше, румыны как православные активнейшим образом пользовались церковнославянским языком вплоть до второй половины XIX века)182 .

Выражение Д.С. Лихачева «единая литература» не следует абсолютизировать. Далее он поясняет свою мысль: «Основной фонд церковно-литературных памятников был общим. Богослужебная, проповедническая, церковно-назидательная, агиографическая, отчасти всемирно-историческая (хронографическая), отчасти повествовательная литература была единой для всего православного юга и востока Европы. Общими были такие огромные памятники литературы, как прологи, минеи, торжественники, триоди, отчасти хроники, палеи разных типов, «Александрия», «Повесть о Варлааме и Иоасафе», «Повесть об Акире Премудром», «Пчела», космографии, физиологи, шестодневы, апокрифы, отдельные жития и пр. и пр.»183 .

Понятным образом, не были общими «Слово о полку Игореве », «Поучение » Владимира Мономаха, «Слово о погибели русской земли », «Задонщина », «Моление Даниила Заточника » и некоторые другие произведения, пожалуй, как раз наиболее интересные в древнерусской литературе нашим современникам. Однако для средневекового читателя, сердцем обращенного прежде всего к Богу, а не к земным человеческим проблемам, они не были «самым главным» в ряду литературных текстов. Как ни трудно бывает осмыслить этот факт человеку XXI в., но Евангелие, жития святых, псалмы, акафисты и т. п., а отнюдь не «Слово о полку Игореве» и подобные ему шедевры художественной литературы находились в центре внимания древнерусских читателей (именно потому «Слово» так легко затерялось и лишь случайно было обнаружено в конце XVIII в.).

После сделанных выше разъяснений невозможно не присоединиться к тезису Д.С. Лихачева, что «древнерусская литература до XVI в. была едина с литературой других православных стран»184 . Как следствие, если обратиться к руководствам типа «Древнесербская литература», «Древнеболгарская литература» и т. п., читатель немедленно встретит в них немало произведений, известных ему по курсу литературы древнерусской.

Например, в «Истории славянских литератур» академика Александра Николаевича Пыпина (1833-1904) и Владимира Даниловича Спасовича (1829-1906) в качестве древнеболгарских (а не древнерусских!) фигурируют упомянутые выше академиком Лихачевым «Пролог », «Палея », «Александрия » и др.185 Более того, по мнению авторов, именно болгарами была создана на старославянском языке «обширная литература, которая целиком перешла к русским и сербам»; «церковные отношения русских с болгарами и с Афоном, ближайшее соседство сербов с болгарами установили между ними мену рукописей»; «в результате сербский писатель представляет тот общий тип, который видим в писателе этого рода болгарском и старинном русском»186 .

В свою очередь, И.В. Ягич в своей «Истории сербо-хорватской литературы» констатировал ту же тенденцию: «Древнесербские оригинальные (курсив мой. - Ю.М. ) произведения составляют весьма незначительную часть остальной литературы»187 .

И.В. Ягич признавал, что «с нашей нынешней точки зрения» «тонкая тетрадка средневековых народных песен и тому подобного» кажется важнее переведеннного православными славянами «всего огромного запаса библейско-богословско-литургических произведений». Однако он тут же подчеркивал, что надо «живо представить себе воззрения тогдашних времен, по которым не было занятия более священного, чем это»188 .

К сожалению, реальная находка «тонких тетрадок» подобного рода - чрезвычайно редкое дело. Как следствие, в эпоху романтизма некоторые западнославянские патриоты (в Чехии) не смогли удержаться от составления таких художественных мистификаций, как Краледворская рукопись (1817, «обнаружена» в городке Кралеводворе)189 .

Эта «тетрадка» «новейших произведений древне-чешской литературы», как иронизировал В.И. Ламанский, представляет собой сборник мастерских стилизаций под славянскую древность. Краледворская рукопись включает, например, эпические песни о рыцарских турнирах и пирах, о победе чехов над саксами, об изгнании поляков из Праги, о победе над татарами и т. д. В лирических стихах представлена обычная любовная тематика, причем заметно влияние русского фольклора.

Автором текстов был Вацлав Ганка (1791-1861), известный чешский культурный деятель и просветитель. А вскоре студент Йозеф Линда «нашел» манускрипт с «Любовной песней короля Вацлава I» (Зеленогорская рукопись). Мысля категориями романтизма, они оба явно хотели возвысить историческое прошлое своего народа, после поражения чехов в битве при Белой горе (1620) фактически порабощенного австрийскими феодалами.

В подлинность Краледворской рукописи многие верили почти до начала XX в. Разоблачили эту красивую мистификацию ученые-филологи - лингвисты и палеографы, которые обнаружили здесь ошибки во временах глаголов, окончаниях, невозможные в древности формы букв и т. п., а также историки, указавшие на фактические несообразности. Вместе с тем несомненно, что стилизации Ганки и Линды оказали большое позитивное влияние на современную им литературу, вызвав к жизни немало ярких художественных вариаций, явленных в них образности и сюжетики.

Примерно в середине XVII в. на смену древнерусской литературе пришла и удивительно быстро - на протяжении жизни двух поколений - закрепилась в обществе литература нового времени. Подразумевается литература в узком строгом смысле слова - художественная, обладающая привычной нам по сей день системой жанров (стихотворение, поэма, ода, роман, повесть, трагедия, комедия и т. д.). Разумеется, такое быстрое распространение новой литературы связано с тем, что предпосылки к появлению ее на Руси постепенно складывались и незримо накапливались на протяжении нескольких предшествующих столетий.

Нетрудно ощутить отличия литературы нового времени от древнерусской, сравнив, например, «Житие Сергия Радонежского» (написанное в эпоху Дмитрия Донского Епифанием Премудрым) с романом Льва Толстого (или даже с «Житием протопопа Аввакума») или сравнив старинный православно-христианский акафист и духовную оду Державина. Кроме наглядно проявляющихся конкретных жанрово-стилевых различий были и глобальные взаимоотличия.

Автор жития святого и составитель летописи, автор церковного акафиста занимались священным ремеслом - эстетическое начало в меру личного таланта, конечно, привходило в их произведения, но все же как побочное явление. В древнерусской письменности имелись отдельные творения, где, совсем как в литературе нового времени, превалирует художественная сторона (вышеупомянутые «Слово о полку Игореве», «Поучение» Владимира Мономаха, «Слово о погибели русской земли», «Моление Даниила Заточника» и др.). Однако они немногочисленны и стоят особняком (хотя, повторяем, читателю XXI в. как раз эти художественные в узком смысле слова произведения, пожалуй, наиболее интересны и внутренне близки).

Творческим задачам летописца, автора исторического сказания, автора патерикового жития, торжественной церковной проповеди, акафиста и т. д. соответствовала особая (малопонятная человеку нашего времени без специальной филологической подготовки) «эстетика канонов» (или «эстетика тождества»).

Такая эстетика исповедовала верность «боговдохновенным» авторитетным образцам и изощренное воспроизведение их основных черт в собственном творчестве (с тонкими новациями в деталях, но не в целом). Так, древнерусский читатель жития знал заранее, как будет описан автором жизненный путь святого, - жанр жития включал систему канонически строгих правил, и житийные произведения походили друг на друга, словно родные братья, их содержание было в ряде черт заранее предсказуемо.

Эта черта древнерусской словесности, отражающая социально-психологические особенности людей русского православного средневековья, а также суть того сложного культурно-исторического феномена, который ныне именуется «древнерусской литературой», сменилась в XVII в. живой по сей день «эстетикой новизны».

Писатели нового времени занимаются не «священным ремеслом», а искусством как таковым; эстетическое начало - первейшее условие их творчества; они заботятся о фиксации своего авторства, стремятся к тому, чтобы их произведения не походили на произведения предшественников, были «художественно оригинальны», а читатель ценит и считает естественным условием непредсказуемость развития художественного содержания, уникальность сюжета.

Новая русская литература на первоначальном этапе была литературой барокко. К нам барокко пришло через Польшу и Белоруссию. Фактический родоначальник поэзии московского барокко Симеон Полоцкий (1629-1680) был белорусом, приглашенным в Москву царем Алексеем Михайловичем. Среди других наиболее ярких представителей поэзии барокко может быть назван киевлянин Иван Величковский, а в начале XVIII в. - св. Димитрий Ростовский (1651 - 1709), Феофан Прокопович (1681 - 1736), поэт-сатирик Антиох Кантемир (1708-1744) и др. У истоков прозы эпохи барокко стоит мощная фигура протопопа Аввакума Петрова (1620-1682).

Необходимо учитывать особый статус в культурном сознании эпохи барокко грамматических учений. «Грамматику, - по выражению Ф.И. Буслаева, - полагали первою ступенью... лествицы наук и искусств». О грамматике Смотрицкого он напоминает, что «по ней учились во времена Петра Великого; она же была вратами премудрости и для самого Ломоносова. Кроме литературного и учебного значения, она доселе свято чтится между раскольниками-старообрядцами (Буслаев подразумевает ее московское издание 1648 г. - Ю.М. ), потому что в виршах или стихотворениях, приложенных к этой книге для примера, употребляется форма Исус - очевидно, для стиха и меры, вм. Иисус. Этим объясняется чрезвычайная дороговизна издания 1648 г.». Далее Буслаев откровенно смеется над таким религиозным чествованием грамматики старообрядцами, напоминая, что Смотрицкий «подчинялся папе и был униат»190 .

М. Смотрицкий, выпускник иезуитской Виленской академии, в будущем, действительно, сторонник унии с римско-католической церковью, с ранних лет соприкасался с кругами, культивировавшими типично барочные идеи, представления и теории (барокко в католических странах зародилось значительно раньше, чем на Руси, а «иезуитское барокко» было его реальным ответвлением).

Нельзя не отметить, что наше барокко было тесно связано, порою слито, с другими искусствами. Говоря по-иному, его отличал сложный художественный синтез. Например, литературный образ нередко тесно переплетается в произведениях этого времени с живописным образом.

В сфере живописи XVII в. происходили изменения, аналогичные литературным. Тут быстро складывается светская живопись - портрет, жанровая сцена, пейзаж (ранее здесь господствовала живопись религиозная - икона, фреска и т. п.). Сама иконопись эволюционирует - появляются авторы, создающие так называемые «живоподобные» иконы, и разгорается острая борьба между ними и сторонниками старой манеры191 .

Словесно-текстовые руководства для иконописцев, так называемые «Подлинники», существовавшие и ранее, приобретают новые качества настоящих произведений словесности. Говоря об этом явлении, Ф.И. Буслаев писал:

«Таким образом, более и более расширяя свои пределы, и более и более сближаясь с интересами литературными, русский художественный Подлинник нечувствительно сливается с Азбуковником, который был для наших предков не только словарем и грамматикою, но и целою энциклопедиею. Более дружественное, более гармоническое согласие интересов чисто художественных и литературных трудно себе представить после этого, так сказать, органического слияния таких противоположностей, каковы живопись и грамматика со словарем»192 .

Буслаев разбирает далее пример живописного «символизма букв» в Подлиннике «эпохи силлабических вирш» (то есть эпохи барокко. - Ю.М. ), где «на каждой странице киноварью написано в последовательном порядке по одной из букв» имени «Иисус Христос», «а под буквою помещено объяснение в силлабических виршах, а именно:

І (первая буква имени в старой орфографиии. - Ю.М.) в виде столпа с петухом на верху:

До столпа Іисус Христос наш привязанный,

Егда от мучений злых велми бичеванный.

С с изображением внутри его сребренников:

За тридесять сребреник Іисуса купили.

Дабы на прелютую его смерть осудили.

У церковно-славянское, в виде клещей:

Гвозди из рук, из ног вынимали клещами,

Егда со креста снимали руками.

С с изображением внутри его четырех гвоздей. <...>

X с изображением трости и копья, расположенных крестом. <...>

Р в виде чаши... <...>

И в виде лестницы... <...>

Т в виде креста... <...>

О в виде тернового венца... <...>

С с молотом и орудиями наказания... <...>»193 .

Живописное начало проникало в словесность и более глубоко, чем в подобных силлабических двустишиях. Так, Симеоном Полоцким, Иваном Величковским и другими авторами создан ряд стихотворений-рисунков (в виде звезды, сердца, креста, чаши и иных фигур), ими писались такие особым образом семантически выстроенные тексты, как палиндромоны, раки, лабиринты и т. п., ими применялись в образно-выразительных целях буквы разных цветов.

Вот пример «рака прекословного» у Ивана Величковского - по его выражению, стиха, «которого слова, вспак читаючися, противный (противоположный по смыслу. - Ю.М. ) текст выражают»:

Бца Со мною жизнь не страх смерти, Євва

Мною жити не умерти.

То есть: «Со мною жизнь, не страх смерти, Мною жити не умерти» (Богородица); «Смерти страх, не жизнь со мною, Умерти, нежити мною» (Ева).

На своем историческом пути русская литература со второй половины XIX в. сумела занять позиции одного из мировых лидеров. Уже И.С. Тургенева, не сговариваясь, назвали лучшим писателем Европы братья Гонкуры, Жорж Санд, Флобер. Вскоре завоевал колоссальный авторитет во всем мире как художник и мыслитель Л.Н. Толстой. Позже читатели во всем мире открыли для себя Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова, A.M. Горького, М.А. Шолохова, М.А. Булгакова...

Вклад других славянских литератур в мировой литературный процесс не был столь глобальным. Так, писатели малороссийского (украинского) происхождения в XVIII - XIX вв. чаще всего писали на великорусском (московском) наречии, то есть стали деятелями русской литературы. Это относится к Василию Васильевичу Капнисту (1757-1823), Василию Трофимовичу Нарежному (1780-1825), Николаю Ивановичу Гнедичу (1784-1833), Алексею Алексеевичу Перовскому (1787-1836, псевдоним Антоний Погорельский), Оресту Михайловичу Сомову (1793-1833), Николаю Васильевичу Гоголю (1809-1852), Нестору Васильевичу Кукольнику (1809-1868), Алексею Константиновичу Толстому (1817-1875), Владимиру Галактионовичу Короленко (1853-1921) и др.194

Н.С. Трубецкой подметил: «Основателем нового украинского литературного языка считают Котляревского. Произведения этого писателя («Энеида», «Наталка-Полтавка», «Москаль-Чарівник», «Ода князю Куракину») написаны на простонародном малорусском говоре Полтавщины и по своему содержанию относятся к тому же жанру поэзии, в котором намеренное применение простонародного языка вполне уместно и мотивировано самим содержанием. Стихотворения наиболее крупного украинского поэта, Тараса Шевченко, написаны большей частью в духе и в стиле малорусской народной поэзии и, следовательно, опять-таки самим своим содержанием мотивируют употребление простонародного языка. Во всех этих произведениях точно так же, как и в рассказах из народного быта хороших украинских прозаиков, язык является нарочито простонародным, т. е. как бы преднамеренно нелитературным. В этом жанре произведений писатель преднамеренно ограничивает себя сферой таких понятий и представлений, для которых в безыскусственном народном языке уже существуют готовые слова, и выбирает такую тему, которая дает ему возможность употреблять только те слова, которые действительно существуют - и притом именно в данном значении - в живой народной речи»195 .

Балканские славяне, а на западе чехи и словаки на протяжении нескольких веков находились под иностранным гнетом.

У болгар и сербов не произошло параллельных русским процессов смены средневековой литературы литературой нового типа. Дело обстояло совершенно иным образом. Болгарская и сербская литература испытали более чем четырехвековой перерыв в своем развитии. Этот прискорбный культурно-исторический феномен прямо вытекает из оккупации в средневековье Балкан турецкой Османской империей.

Болгары - славянский народ, но название этого народа происходит от названия тюрского кочевого племени булгар, в VII в. н. э. под предводительством хана Аспаруха занявшего на Дунае земли семи славянских племен. На этих землях Аспарух основал свое Болгарское царство со столицей в городе Плиска. Вскоре завоеватели были ассимилированы несравненно более многочисленной славянской средой196 .

В 1371 г. болгарский царь Иван Шишман после десятилетий все более слабнущего сопротивления признал себя вассалом турецкого султана Мурада I. Затем в 1393 г. турки взяли тогдашнюю болгарскую столицу Велико-Тырново. Через три года была взята штурмом последняя опора болгарской государственности - город Видин (1396). В Софии обосновался турецкий наместник.

Сербия попала под турецкое иго после своего поражения в битве с турками на Косовом Поле (1389), то есть примерно в те же годы (на Руси на девять лет раньше состоялась битва с татарами на Куликовом поле имевшая для русских совсем иной исход).

Коренное болгарское и сербское население занималось крестьянским трудом, платило туркам непосильные налоги, но упорно сопротивлялось исламизации. Впрочем, реальная картина последующих перипетий истории обоих народов была весьма неоднозначна и сложна. Феодальные усобицы приводили к тому, что часть славян время от времени оказывалась в тех или иных военных столкновениях против христиан-католиков на стороне турок-мусульман. Применительно к сербской истории ряд фактов такого рода приводил в своей монографии «Эпос народов Югославии» И.Н. Голенищев-Кутузов, писавший:

«Таким образом, с конца XV до конца XVIII в. сербы находились в обоих лагерях, сражались за дело христианских государей и турецких султанов... не было периода, в котором сербский народ не имел бы оружия. Представление об аморфной сербской крестьянской массе... не соответствует исторической действительности. <...>

В XV - XVII столетиях в Сербии, Боснии, Герцеговине, Черногории и Далмации не было ни одной области, в которой не действовали бы гайдуки»197 .

Часть сербов и хорватов была все-таки насильственно обращена в мусульманство. Потомки их составляют ныне особый этнос, именуемый «муслиманами » (то есть «омусульманенными»)198 . У болгар и сербов уцелели некоторые православные монастыри, где продолжалось переписывание и размножение литературных текстов (книгопечатания болгары еще не знали даже в XVII в.) - на Афоне болгарский Зографский и сербский Хилендарский монастыри, а таже Троянский, Рыльский (он несколько раз был разрушен, но восстанавливался); «в монастыре Манассия возник последний центр национальной культуры сербов в Средниевека»:«Там находились мастерские, где переписывали и украшали рукописи на церковнославянском, который был и литературным языком. Сербские книжники находились под сильнейшим влиянием разрушенной болгарской школы древнеславянского языка в Тырнове»199 .

На старинную рукописную книгу угнетенный народ постепенно стал смотреть как на национальную святыню.

Болгарские и сербские священники фактически были единственными книжными (да и вообще грамотными) людьми в эту тяжелую для культур южных славян эпоху. Они нередко уезжали учиться в Россию и затем писали на языке, в котором, помимо церковнославянской основы, присутствовали не только слова из народного языка, но и русизмы200 .

В 1791 г. в Вене стала издаваться первая сербская газета «Сербские Новини ». В 1806 г. появилось первое печатное болгарское произведение «Еженедельник » Софрония Врачанского.

Болгарский монах Паисий в 1762 г. написал проникнутую стремлением к национальной независимости историю болгар, которая десятилетиями распространялась в рукописи, а издана была только в 1844 г. В Сербии и Черногории своими пламенными проповедями будил народ черногорский князь (и митрополит) Петр Петрович Иегош (1813-1851). Черногорец по происхождению и крупнейший поэт-романтик, он написал драматическую поэму «Горный венец » (Горский Вијенац, 1847), звавшую славян к единению и живописавшую жизнь черногорского народа.

В эпоху романтизма у болгар и сербов начинает складываться художественная литература. У ее истоков в Болгарии стоят поэты Петко Славейков (1827-1895), Любен Каравелов (1835-1879) и Христо Ботев (1848-1876). Это революционные романтики, яркому таланту которых проявиться в полную силу объективно мешало лишь отсутствие за их плечами необходимой национальной литературно-художественной традиции.

Под большим плодотворным влиянием русской литературы работал великий болгарский поэт, прозаик и драматург Иван Вазов (1850-1921), автор исторического романа «Под игом » (1890)201 .

Сербский поэтический романтизм представлен такими поэтами, как Джура Якшич (1832-1878) и Лаза Костич (1841 - 1910), у черногорцев - например, творчеством короля Николы I Петровича (1841-1921). В области Воеводина в городе Нови-Сад сложился центр славянской культуры. Здесь действовал замечательный просветитель Доситей Обрадович из Воеводины (1739-1811), фактический основоположник литературы нового времени.

В сербской литературе позже появился обладавший искрометным сатирическим даром драматург Бранислав Нушич (1864-1938), автор комедий «Подозрительная личность » (по мотивам гоголевского «Ревизора») (1887), «Протекция » (1888), «Госпожа министерша » (1929), «Мистер Доллар » (1932), «Опечаленная родня » (1935), «Д-р » (1936), «Покойник » (1937) и др., а также исполненной самоиронии «Автобиографии ».

Лауреатом Нобелевской премии в 1961 г. стал боснийский серб Иво Андрич (1892-1975). Среди его исторических романов следует отметить прежде всего «Мост на Дрине » (1945), «Травницкую хронику » (1945), «Проклятый двор » (1954) и др.

Чешская и словацкая литература, литературы балканских славян (болгар, сербов, хорватов, черногорцев, македонцев и др.), как и культуры этих славянских народов в целом, по существу, пережили многовековой перерыв в развитии.

Если иметь в виду чехов, эта поистине трагическая коллизия - следствие захвата чешских земель австрийскими феодалами (то есть немцами-католиками) после поражения чехов в сражении при Белой Горе в XVII в.

Средневековые чехи были мужественным и свободолюбивым народом. За полтора века до того, как реформаторское движение кальвинистов, лютеранцев и пр. раскололо католический мир, против католицизма боролись именно чехи.

Великий деятель чешской культуры, проповедник и церковный реформатор Ян Гус (1371-1415), настоятель Вифлеемской капеллы в старой части Праги, а впоследствии ректор Пражского университета, в 1412 г. резко выступил против католической практики торговли индульгенциями. Уже ранее Гус приступил к чтению проповедей по-чешски, а не на латыни. Он подвергнул критике и некоторые другие католические установления, касающиеся церковной собственности, власти папы и т. п. Писал Гус и на латинском языке, используя его знание для изобличения гнездящихся в католической церкви пороков («О шести блудах »).

Выступая как народный просветитель, Ян Гус отдавал силы и филологической работе. В своем сочинении «О чешском правописании » он предложил для латиницы надстрочные знаки, позволявшие передавать свойственные чешскому языку звуки.

Католики заманили Гуса на собор в Констанце. Он получил охранную грамоту, которая после его ареста была нагло дезавуирована на том основании, что обещания, данные «еретику», недействительны. Яна Гуса сожгли на костре (он не «реабилитирован» католической церковью по сей день). Чешский народ ответил на это злодеяние национальным восстанием.

Во главе гуситов встал дворянин Ян Жижка (1360-1424), оказавшийся замечательным полководцем. Он сражался еще при Грюнвальде, где потерял глаз. Армия Жижки отбила несколько крестовых походов, организовывавшихся католическими рыцарями против гуситов. Ян Жижка создал новый тип войска, передвигавшегося на бронированных повозках и имевшего артиллерию. Повозки, выстроенные в ряд или в круг и скрепленные цепями, превращались в крепость на колесах. Не раз гуситы спускали тяжело груженые повозки с горы, давя и обращая в бегство рыцарей, многократно превосходивших их своей численностью.

Потеряв в бою второй глаз, Жижка и слепой продолжал командовать войсками. Только когда он умер от чумы при осаде Пржибыслава, объединенным католическим силам удалось обуздать гуситское движение, наводившее страх на всю Европу более 20 лет.

В следующем XVI столетии на трон в Праге проникли австрийцы. Из них эрцгерцог Рудольф Второй Габсбург остался в истории как меценат и правитель, склонный к религиозной терпимости. При нем в Праге работали астрономы Тихо Браге и Кеплер, скрывался от инквизиции Джордано Бруно. В Чехии распространился протестантизм.

В 1618 г. протестантская Чехия восстала против власти католиков-австрийцев. Это восстание и закончилось поражением в битве при Белой Горе (1620).

Войдя в Прагу, победители устроили зверскую резню. Старательно уничтожалась славянская аристократия. Австрийцы ставили своей задачей отныне и навсегда подавить народную способность к сопротивлению. Даже гробница Яна Жижки в 1623 г. (через 199 лет после смерти полководца) была по приказу австрийского императора разорена, а его останки выброшены.

Наступила эра 300-летнего господства в Чехии австрийской династии Габсбургов (она закончилась в 1918 г. после распада Австро-Венгерской империи и создания независимой Чехословакии). Австрийские феодалы и их приспешники систематически подавляли в Чехии национальную культуру.

В Чехии уже в XIV в. существовала развитая средневековая литература на родном языке (летописи, жития святых, рыцарские романы, драматургические произведения и т. д.). На чешском языке написаны сочинения (проповеди, послания и прочие философско-богословские труды) великого реформатора Яна Гуса. Обладавший большим художественным дарованием епископ Ян Амос Коменский (1592-1670), педагог и богослов, пользовался наряду с латынью чешским языком. По-чешски написана, например, его отличающаяся высокими литературными достоинствами аллегория «Лабиринт мира и рай сердца » (1631). Однако Я. Коменский умер в изгнании в Голландии. На родине хозяйничали немцы.

В 1620 г. прервалась сама письменная традиция. Отныне чехи стали писать по-немецки, и это контролировалось победителями с поистине немецкой пунктуальностью. Особенно усердствовали победители в уничтожении славянской культуры побежденных первые полтора столетия. Проводились контрреформация, насильственная германизация; иезуиты жгли на кострах чешские книги. В итоге в прошлом независимые чехи были низведены до положения немецких крепостных (крепостное право было здесь отменено в 1848 г.). Национальное дворянство было уничтожено (уцелевшие славянские дворяне в основном старались мимикрировать в «немцев»).

В крестьянской славянской среде в века австрийского засилья продолжало подспудно развиваться устное народное творчество. Но вот писатели славянской национальности, когда они появлялись, создавали свои произведения на немецком языке. Искусство барокко в покоренных землях культивировалось средой католических церковнослужителей, не дало значительных произведений и не имело прямого отношения к культуре славян как таковых.

Лишь в конце XVIII в. патриотически настроенный филолог Йозеф Добровский (1753-1829) занялся грамматическим описанием чешского языка и вопросами чешской литературы, написав (по-немецки) ее историю, научно обосновав для чешской поэзии правила силлабо-тонического стихосложения. Заново пришлось создавать литературный язык. Н.С. Трубецкой говорит об этой ситуации так:

«Благодаря деятельности Яна Гуса и так называемых чешских братьев чешский язык к XVI в. принял совершенно оформленный вид. Но неблагоприятно сложившиеся обстоятельства прервали его дальнейшее развитие, и чешская литературная традиция на долгое время почти совершенно иссякла. Только в конце XVIII и в начале XIX в. началось возрождение чешского литературного языка. При этом деятели чешского возрождения обратились не к современным народным говорам, а к прерванной традиции старого чешского языка конца XVI в. Разумеется, язык этот пришлось несколько подновить, но все же благодаря этому примыканию к прерванной традиции новочешский язык получил совершенно своеобразный облик: он архаичен, но архаичен искусственно, так что элементы совершенно различных эпох языкового развития в нем уживаются друг с другом в искусственном сожительстве»202 .

Практическое следствие этого в том, что литературный чешский язык резко отличается от разговорного. Научившись бегло читать произведения чешской литературы, иностранец неожиданно сталкивается с тем, что не понимает живой речи чехов, а те не понимают его при попытках общения.

Творчество по-чешски начали поэты-романтики Франтишек Челаковский (1799-1852), Вацлав Ганка (1791-1861), Карел Яромир Эрбен (1811-1870) и др. Стали переиздаваться старочешские литературные памятники.

Во второй половине XIX в. в Чехии появился самый яркий поэт и прозаик периода национального возрождения Сватоплук Чех (1846-1908).Его вызывающе смелые «Песни раба » (Pisně otroka ) звали чешский народ к борьбе за свободу. Исторические поэмы из славного чешского прошлого отличались богатой сюжетностью и также пользовались большим читательским успехом. Сатирические романы «Подлинное путешествие господина Броучека на Луну » («Pravy vylet pana Broučka do Měsice », 1888) и «Новое эпохальное путешествие господина Броучека, на этот раз в пятнадцатое столетие » («Novy epochalni vylet pana Broučka, tentokrat do patnacteho stoleti », 1888) предвосхищали сатирическую прозу Я. Гашека и К. Чапека203 .

Современник С. Чеха Алоис Ирасек (1851 - 1930) начинал как поэт, но,перейдя на прозу с сюжетами из чешской истории, стал классиком национальной литературы (писал и исторические драмы). Он создал цикл романов о гуситах «Между течениями » (Mezi proudy, 1887-1890), «Против всех » (Proti vsem, 1893), «Братство » (Bratrstvo, 1898-1908); пьесы о Яне Гусе и Яне Жижке.

В Чехословакии, образовавшейся после окончания Первой мировой войны, был популярен сатирик и юморист Ярослав Гашек (1883-1923) с его антивоенным романом «Похождения бравого солдата Швейка » (Osudy dobreho vojaka Švejka za světove valky, 1921-1923). Гашек был коммунистом и участником гражданской войны в России, что способствовало его известности в СССР.

Карел Чапек (1890-1938), драматург и прозаик, прославившийся пьесами «Средство Макропулоса » (Vec Makropulos, 1922), «Мать » (Matka, 1938), «R .U.R. » (Rossumovi Univerzalni Roboti, 1920) и др., романов «Фабрика абсолюта » (Tovarna na absolutno, 1922), «Кракатит » (Krakatit, 1922), «Гордубал » (Hordubal, 1937), «Метеор », «Война с саламандрами» (Valka s mloky, 1936) и др. Наряду с поляком С. Лемом Чапека можно признать классиком философской фантастики. Карел Чапек умер, тяжело пережив Мюнхенский сговор, отдававший его родину во власть немцев.

Столетия рабской зависимости от немцев, по всей видимости, не прошли для чехов как нации бесследно, приучив их покорно воспринимать превратности судьбы. Как известно, Гитлер в 1939 г. в Польше встретил отчаянное сопротивление. Годом раньше фашистские войска вторглись в Чехию почти без единого выстрела. Чехия - на тот момент мощная индустриальная страна, имевшая прекрасную оборонную промышленность и сильную армию, обладавшую самым современным оружием (гораздо более сильную, чем польская армия), сдалась немцам. (Впоследствии чешские танки воевали в годы Великой Отечественной войны против СССР, да и солдаты-чехи изобиловали в армии Гитлера.)

В 1938 г. кое-кто в Чехии обреченно ощутил, что вернулись привычные хозяева - немцы... Об этих драматических днях напоминает стихотворение от всей души любившей Чехословакию Марины Цветаевой «Один офицер ». Этому своему произведению русская поэтесса предпослала следующий эпиграф:

«В Судетах, на лесной чешской границе, офицер с двадцатью солдатами, оставив солдат в лесу, вышел на дорогу и стал стрелять в подходящих немцев. Конец его неизвестен (Из сентябрьских газет 1938 г. )».

Цветаева пишет:

Чешский лесок -

Самый лесной.

Год - девятьсот

Тридцать восьмой.

День и месяц? - вершины, эхом:

День, как немцы входили к чехам!

Лес - красноват,

День - сине-сер.

Двадцать солдат,

Один офицер.

Крутолобый и круглолицый

Офицер стережет границу.

Лес мой, кругом,

Куст мой, кругом,

Дом мой, кругом,

Мой - этот дом.

Леса не сдам,

Дома не сдам,

Края не сдам,

Пяди не сдам!

Лиственный мрак.

Сердца испуг:

Прусский ли шаг?

Сердца ли стук?

Лес мой, прощай!

Век мой, прощай!

Край мой, прощай!

Мой - этот край!

Пусть целый край

К вражьим ногам!

Я - под ногой -

Камня не сдам!

Топот сапог.

Немцы! - листок.

Грохот желез.

Немцы! - весь лес.

Немцы! - раскат

Гор и пещер.

Бросил солдат

Один - офицер.

Из лесочку - живым манером

На громаду - да с револьвером!

Понесена

Добрая весть,

Что - спасена

Чешская честь!

Значит - страна

Так не сдана,

Значит - война

Все же - была!

Край мой, виват!

Выкуси, герр!

Двадцать солдат.

Один офицер.

Последствия перерыва в культурно-историческом развитии на протяжении XVII-XVIII вв. видны уже по тому наглядному факту, что чешская литература, к сожалению, мало проявила себя на международном уровне. Однако писатели, подобные А. Ирасеку и К. Чапеку, и другие переводимые на иностранные языки авторы достойно несут ее идеи и темы в самые разные страны. С огромной симпатией относятся к чешской литературе российские читатели.

Земли словаков еще в раннем средневековье оказались в составе Венгрии, феодальные власти которой неизменно и жестоко подавляли словацкую национальную культуру. Однако в XVI в. венгры утратили национальную независимость. В Венгрии был введен немецкий язык, и местным феодалам самим пришлось несладко. Вместе с давними своими угнетателями, венграми, словаки угодили под скипетр австрийской династии Габсбургов, вскоре поглотившей и чехов. Нюанс в том, что для словаков при этом подчинении их австрийцам, т. е. немцам, ослабло жестокое господство над ними венгров, против которых словаки веками боролись204 . Кроме того, в отличие от чехов словаки были католиками, как и австрийцы, - то есть здесь не было религиозного противостояния. И сегодня заметное большинство граждан образованной в 1993 г. Словацкой республики - католики (почти все прочие - протестанты, как в Чехии).

(Впервые Словацкое государство создавалось - из политических соображений - нацистской Германией после захвата ею Чехословакии. После освобождения чехов и словаков советскими войсками была восстановлена (в качестве социалистической) единая Чехословацкая Республика. Иными словами, в период 1918-1993 гг. Словакия почти всегда была в составе Чехословакии. )

На словаков немалое влияние оказали чешская культура в целом и литература, в частности. С XVI в. с чешской культурой особенно интенсивно контактовали те словаки, которые стали протестантами. В этой среде охотно писали по-чешски - например, поэты Юрай Палкович (1769-1850), автор книги стихов «Муза словацких гор» (1801), и Богуслав Таблиц (1769-1832), один за другим издававший свои сборники «Поэзия и записи» (1806-1812). Таблиц издал и антологию словацкой поэзии XVIII в. «Словацкие стихотворцы» (1804) - тоже на чешском языке.

В католических словацких кругах в конце XVIII в. была сделана филологически интересная попытка создания системы словацкого правописания (так называемой «бернолаччины» - по имени ее создателя, словацкого католического священника Антонина Бернолака (1762-1813). На «бернолаччине» был издан ряд книг. Хотя впоследствии эта громоздкая система так и не прижилась, Бернолак привлек усилия национальных культурных деятелей к созданию словацкого литературного языка. Впрочем, Н.С. Трубецкой сделал зоркое и емкое наблюдение:

«Несмотря на стремление основателей и главных деятелей словацкой литературы отмежеваться от чешского языка, примыкание к чешской литературно-языковой традиции для словаков настолько естественно, что противоборствовать ему невозможно. Отличия словацкого и чешского литературных языков главным образом грамматические и фонетические, словарный же состав обоих языков почти одинаков, особенно в сфере понятий и представлений высшей умственной культуры»205 .

По-словацки стал писать стихи Ян Коллар (1793-1852), создававший оды, элегии, написавший патриотическую поэму «Дочь Славы » (1824).

Словаком по национальности был один из крупнейших филологов славянского мира Павел Йозеф Шафарик (1795-1861). Долгие годы живя в Праге, писал он в основном по-чешски. Наиболее известный его труд - «Славянские древности » (1837).

Филолог и философ-гегельянец Людевит Штур (1815-1856) в 30-х годах XIX в. возглавил в Братиславском лицее кафедру чехословацкой литературы. Он пропагандировал верность писателя духу народа, который преломлен в устном народном творчестве.

Под влиянием идей Штура творили поэт-романтик Янко Краль (1822-1876), для которого характерны бунтарские мотивы (например, цикл его стихотворений о «словацком Робин Гуде» разбойнике Яношике) и прозаик Ян Калинчак (1822-1871), писавший исторические повести о борьбе славян за независимость - «Бозковичи » (1842), «Могила Милко » (1845), «Князь Липтовский » (1847) и др.

По сути, названные авторы и некоторые их современники сыграли роль родоначальников молодой (по историческим масштабам, и полтора века спустя все еще довольно молодой) словацкой литературы. Эта литература полна свежих сил, но ее выход на широкую международную арену - дело будущего.

Польский народ столетиями развивал свою культуру в собственном государстве. В конце XIV в. польская королева Ядвига вышла замуж за литовского короля Ягайло (впоследствии военно-политического руководителя Грюнвальдской битвы). Великое княжество литовское при этом сохранило автономию, однако менее чем через столетие (28 июня 1569 г.) состоялась Люблинская уния, по которой Польша и Литва стали уже единым государством. В зависимость от поляков-католиков вследствие этой унии попали православные белорусы и украинцы.

Через несколько лет королем Польши был избран католик-венгр Стефан Баторий (1533-1586), который повел решительные военные действия против православной Руси Ивана IV. Параллельно католицизм активизировал свое конфессиальное наступление на православие.

В 1574 г. иезуит Петр Скарга (1536-1612), крупный польский католический деятель, опубликовал свою известную книгу «О jednośći Kośćtioła Bożego » («О единстве Церкви Божией и о греческом от этого единства отступлении»), в которой обвинял православных священников в том, что они женятся и потому погружены в греховную мирскую жизнь, а также плохо знают латынь и потому не отличаются необходимой богословской ученостью. Особенно же он напал на церковнославянский язык, утверждая, что с ним «никто ученым стать не может». Церковнославянский якобы не имеет правил грамматики, и его тоже везде плохо понимают. Этой удручающей картине Скарга противопоставлял, естественно, католицизм с его латынью - в которой, надо признать, были изощренно развиты различные приемы логической схоластики и интеллектуальной софистики.

Отвечая Петру Скарге, афонский инок украинец Иван Вишенский (1550-1623) указывал на богодухновенность церковнославянского языка, «плодоноснейшего от всех языков», но именно потому ненавидимого диаволом, который «толикую зависть имает на словенский язык». Этот язык «Богу любимейший: понеже без поганских хитростей и руководств, се же есть, грамматик, риторик, диалектик и прочиих их коварств тщеславных, диявола всеместных»206 .

В 1596 г. католические церковные круги при поддержке властей Польши провели в жизнь религиозную унию. По этой, так называемой Брестской, унии живущие в Польше православные подчинялись Римскому папе, хотя сохраняли право вести религиозную службу по-церковнославянски.

Малороссийские и белорусские народные массы унию не приняли. Во многом именно уния толкнула украинский народ на серию вооруженных выступлений против владычества поляков. В конце концов эту борьбу возглавил Богдан Михайлович Хмельницкий (1595-1657) - кошевой атаман войска запорожского, впоследствии гетман Украины.

Прибывший в его ставку константинопольский патриарх призвал Хмельницкого создать православное государство, а унию упразднить. Однако гетман понимал, что в его войне с поляками силы слишком неравны, и после крупных военных поражений собрал 8 января 1654 г. в Переяславле раду, на которой народ поддержал его намерение перейти в подданство «царя московского». С Переяславской рады берет начало воссоединение украинцев и русских, продолжавшееся до конца 1991 г., то есть почти до наших дней.

Польша же пережила в XVII - XVIII вв. ряд тяжелых катаклизмов. Уже через несколько лет после Переяславской Рады ее буквально залил так называемый «потоп» - нашествие шведов. От него страна уже не оправилась. В 1703 г. шведы Карла XII опять заняли Польшу, взяли Варшаву и даже посадили королем своего ставленника Станислава Лещинского.

В XVIII в. неблагоприятные для Речи Посполитой обстоятельства все более умножались. С растущей агрессивностью отстаивавшая свои «демократические права» шляхта вступила в борьбу с королем Станиславом Понятовским, которого поддерживала Россия, и образовала против него «конфедерацию». Король попросил Россию о помощи. В итоге весьма бурных событий состоялись так называемые первый и второй разделы Польши между Россией, Австрией и Пруссией.

В 1794 г. польские конфедераты во главе с выдающимся полководцем Тадеушем Костюшко (1746-1817) были наголову разбиты Александром Васильевичем Суворовым (1730-1800), и произошел третий раздел Польши. Польша как государство перестала существовать. Для поляков как самобытной славянской нации это было трагедией.

В польской литературе были и есть всемирно известные авторы (Адам Мицкевич, Генрик Сенкевич, Станислав Лем, Чеслав Милош, Вислава Шимборска и др.).

Польская светская художественная литература вышла за пределы «католического эсперанто» (латинского языка) в XVI в. Н.С. Трубецкой пишет:

«Язык старопольский стал литературным гораздо позднее чешского, и так как между Польшей и Чехией существовало довольно оживленное культурное общение, а польский и чешский языки в XIV в. были фонетически и грамматически гораздо ближе друг к другу, чем в настоящее время, то неудивительно, что в начале своего литературного существования старопольский язык испытал на себе чрезвычайно сильное чешское влияние. В своей основе старопольский литературный язык развился из разговорного языка польской шляхты, и эта его связь с определенным сословием, а не с определенной местностью сказалась в том, что он с самого своего начала не отражал в себе никаких специфически местных, диалектических черт и никогда не совпадал ни с одним местным народным говором: в то время как, например, русский литературный язык в отношении произношения может быть определенно локализован в области средневеликорусских говоров, польский литературный язык вовсе не поддается локализации на диалектической карте этнографической Польши. Литературная традиция польского языка с XIV в. никогда не прекращалась, так что в отношении продолжительности и непрерывности литературной традиции польский язык среди славянских литературных языков занимает следующее место после русского»207 .

Польский язык успешно использовал поэт Николай Рей (1505-1569), автор морализаторских стихов (сборник «Зверинец », 1562) аллегорической поэмы «Подлинное изображение жизни достойного человека, в котором, как в зеркале, каждый может легко обозреть свои поступки » (1558), книги коротких шуточных стихов («фрашек ») «Забавные истории »(1562) и др. Ян Кохановский (1530-1584) был крупнейшим поэтом своего времени, автором таких дидактических по тональности произведений, как «Сусанна » (1562), «Шахматы » (1562-1566), «Согласие » (1564), «Сатир » (1564) и др. Мало успевший написать поэт Сэмп Шажиньский (1550-1581) считается своеобразным предшественником польского барокко. Один из наиболее известных представителей барокко в Польше - Ян Анджей Морштын (1621-1693), в творчестве которого поляки усматривают влияние крупного деятеля итальянского бароккко Дж. Марино (1569-1625).

Став в конце XVIII в. частью Российской империи, славянская Польша испытала сильное и плодотворное культурно-историческое воздействие со стороны своих русских братьев. Применительно к литературе этот факт бесспорно запечатлен в творчестве классика польского романтизма Адама Мицкевича (1798-1855), бывшего личным другом А.С. Пушкина и ряда современных ему русских писателей. Сопоставление произведений Мицкевича и Пушкина не раз позволяет почувствовать, что творческие искания этих двух великих современников (и одновременно лидеров двух славянских литератур) были во многом параллельны друг другу (они даже оба жили в Одессе, Москве и Петербурге, оба любили эти города).

«Крымские сонеты » («Sonety krymskie», 1826) А. Мицкевича созвучны пушкинским стихам южного периода. В свою очередь, А.С. Пушкин блестяще перевел некоторые стихи Мицкевича («Будрыс и его сыновья », «Воевода »). Великолепны эпические поэмы Мицкевича «Конрад Валленрод » (1828) и «Пан Тадеуш » (1834). В 1834 г. поэт закончил и драматическую поэму «Дзяды » (еехудожественно наиболее сильную 3-ю часть), проникнутую мистико-фантастическими мотивами и мотивами польского язычества, после этого, к сожалению, почти перестав слагать стихи. А. Мицкевичу принадлежит много сонетов, романсов, лирических стихотворений и баллад. Писал он и своеобразную романтическую прозу.

Среди польских поэтов следующих поколений выделяются прежде всего Юлиуш Словацкий (1809-1849), выступавший также как драматург, и трагичный Циприан Норвид (1821-1883), мало опубликовавший при жизни поэт-лирик и поэт-философ.

Во второй половине XIX в. в Польше созрела целая плеяда замечательных прозаиков.

Юзеф Игнацы Крашевский (1812-1887) писал прозу, стихи и пьесы, оставив более 500 томов сочинений (один из самых плодовитых европейских писателей), но более всего его прославили 88 исторических романов. В их ряду выделяются «Графиня Козель » (1873), «Брюль » (1874), «Старое предание » (1876) и др. Среди крупнейших польских прозаиков XIX в. именно Крашевский первым стал систематически поэтизировать историческое прошлое Польши, в конце XVIII в. утратившей государственную независимость и расчлененной.

Крашевский жил в той (основной) части бывшей Речи Посполитой, которая отошла к России, и был современником И.С. Тургенева, Ф.М. Достоевского, Н.С. Лескова и других крупнейших русских прозаиков. С 1868 г.мыслящее человечество все более широко знакомилось с великим романом Л.Н. Толстого «Война и мир», повлиявшим на творчество исторических романистов в самых разных странах (как это ранее сумел осуществить своим творчеством в начале XIX в. романтик Вальтер Скотт). Романы Крашевского заложили мощную традицию исторической прозы в польской литературе.

Александр Гловацкий (1847-1912), писавший под псевдонимом Болеслав Прус, любил шутить, что употребляет псевдоним, так как стесняется выходящих из-под его пера глупостей. Несмотря на такую ироническую самокритичность, Прус был мастером пера. Начав как писатель-юморист, он затем прославился реалистическими романами и повестями «Форпост » (1885), «Кукла» (1890), «Эмансипантки » (1894) и др., а также замечательным историческим романом «Фараон » (1895).

Прозаик-классик, лауреат Нобелевской премии Генрик Сенкевич (1846-1916) также был сосредоточен прежде всего на изображении великого прошлого Польши. Романы «Огнем и мечом » (1883-1884), «Потоп » (1884-1886), «Пан Володыевский » (1887-1888) составляют трилогию, посвященную воинским подвигам польской шляхты былых времен (в романе «Огнем и мечом» поляки сражаются с украинскими братьями, возглавляемыми гетманом Богданом Хмельницким). Исторический роман «Камо грядеши » («Quo vadis»), писавшийся в 1894-1896 гг., переносит действие в первые века христианства (времена правления императора Нерона).

Лучший роман Сенкевича «Крестоносцы » (1900) изображает Польшу грани XIV-XV вв. Сюжетное действие разрешается Грюнвальдской битвой, в которой объединенные силы славянства нанесли сокрушительное поражение Тевтонскому ордену.

Стефан Жеромский (1864-1925), писавший прозу и пьесы, прославился прежде всего историческим романом из эпохи наполеоновских войн «Пепел » (Popioły, 1904). Среди других его произведений (как правило, пронизанных пессимистическими интонациями) выделяются роман «История греха » (Dzieje grzechu, 1908) и трилогия «Борьба с сатаной » (Walka z szatanem, 1916-1919).

Творчество прозаика и драматурга Станислава Пшибышевского (1868-1927), фактического лидера польского модернизма начала XX в., ценили русские символисты. Он создавал романы, пьесы, поэмы в прозе, эссе и т. п. Многие произведения Пшибышевский написал по-немецки (он вырос в прусской части Польши), переводя затем сам себя на польский язык. Сюда относятся «Homo Sapiens », «Дети сатаны », «De profundis » и др.

В первые десятилетия XX в. в Польше составилась и яркая поэтическая плеяда. К ней относились поэты Болеслав Лесьмян (1877-1937), Леопольд Стафф (1878-1957), а также более молодые авторы, образовавшие группу «Скамандр» - Юлиан Тувим (1894-1953), Ярослав Ивашкевич (1894-1980), Казимеж Вежиньский (1894-1969) и др. Примыкал к этой группе революционный поэт-романтик Владислав Броневский (1897-1962).

Замечательно талантлив был один из крупнейших польских поэтов XX в. Константы Ильдефонс Галчиньский (1905-1953) - чудесный лирик, но притом автор ироничный, склонный к фантастике и гротеску, при случае яркий и сильный сатирик. Довоенная лирика Галчиньского в основном объединена в «Utwory poetyckie » (1937). Взятый немцами в плен, поэт провел годы Второй мировой войны в лагере для военнопленных, где подорвал здоровье. После войны Галчиньский опубликовал книги стихов «Заколдованные дрожки » («Zaczarowana dorożka», 1948), «Обручальные кольца » («Ślubne obrączki», 1949), «Лирические стихи » («Wiersze liryczne», 1952), поэму «Ниобея » («Niobe», 1951) и поэму о средневековом польском скульпторе «Вит Ствош » («Wit Stwosz», 1952). В послевоенные годы поэт много работал как сатирик - создал стихотворный цикл «Письма с фиалкой » («Listy z fiołkiem», 1948).

Есть основания считать, что К.И. Галчиньский, творчество которого отмечено чертами гениальности, был вообще последним по хронологии великим польским поэтом. У авторов последующих поколений в основном возобладали модернистские умонастроения, творчество приобрело довольно рационалистический характер208 .

Сказанное приходится отнести даже к таким крупным фигурам, как получивший Нобелевскую премию (1980) польско-литовский поэт Чеслав Милош (1911-2004), с 1951 г. пребывавший в эмиграции, и Тадеуш Ружевич (1921) с его жесткой программой экономии образных средств (отказ от рифмы, стихотворного ритма и т. п., то есть переход на верлибр, отказ от метафорики и пр.). Еще более показательно в данном плане творчество известных поэтов более поздних поколений - например, Станислава Бараньчака (1946), выступающего параллельно писанию стихов в качестве теоретика литературы, и Вальдемара Желязного (1959).

В 1996 г. Нобелевскую премию по литературе присудили польской поэтессе Виславе Шимборской (1923). Этот акт несколько запоздалого официального признания побуждает указать на данную поэтессу как на женщину-классика современной польской литературы.

Подлинной гордостью современной польской культуры является многогранное творчество Станислава Лема (1921-2006). С 1961 г., когда один за другим были изданы его фантастические романы «Солярис », «Возвращение со звезд », «Дневник, найденный в ванне » и «Книга роботов », стало ясно, писатель каких масштабов (прозаик, философ-эссеист, критик) появился в одной из славянских стран. С. Лем был новатором, обновившим систему жанров родной литературы. Известное во всем мире и широко повлиявшее на мировую литературную фантастику творчество Лема имеет огромное художественное значение.

Если обобщить все вышесказанное, то глубоко очевидно, что славянский мир внес мощный вклад в мировую словесную культуру. Славянами созданы важнейшие литературные памятники средневековья. Славянские писатели (прежде всего русские) уверенно занимают лидерские позиции на ряде направлений мирового литературного развития.

С нечистью на Руси было плохо. Богатырей в последнее время развелось столько, что поголовье Горынычей резко упало. Лишь однажды блеснул Ивану луч надежды: назвавшийся Сусаниным пожилой мужичок пообещал провести его к самому логову Лиха Одноглазого… Но наткнулся лишь на покосившуюся древнюю избу с выбитыми окнами и выломанной дверью. На стене было выцарапано: «Проверено. Лих нет. Богатырь Попович».

Сергей Лукьяненко, Юлий Буркин, «Остров Русь»

«Славянские монстры» - согласитесь, звучит диковато. Русалки, лешие, водяные - все они знакомы нам с детства и заставляют вспомнить сказки. Именно поэтому фауна «славянского фэнтези» до сих пор незаслуженно считается чем-то наивным, несерьезным и даже слегка глупым. Сейчас, когда речь заходит о магических чудовищах, мы чаще вспоминаем зомби или драконов, хотя в нашей мифологии есть такие древние существа, по сравнению с которыми монстры Лавкрафта могут показаться мелкими пакостниками.

Обитатели славянских языческих легенд - это не радостный домовенок Кузя или сентиментальное чудовище с аленьким цветочком. Наши предки всерьез верили в ту нечисть, которую мы сейчас считаем достойной лишь детских страшилок.

До нашего времени не дошло практически ни одного оригинального источника, описывающего вымышленных существ из славянской мифологии. Что-то покрылось мраком истории, что-то уничтожили во время крещения Руси. Что мы имеем, кроме смутных, противоречивых и зачастую непохожих друг на друга легенд разных славянских народов? Немногочисленные упоминания в работах датского историка Саксона Грамматика (1150-1220) - раз. «Chronica Slavorum» немецкого историка Хелмолда (1125-1177) - два. И, наконец, следует вспомнить сборник «Веда Словена» - компиляцию древних болгарских ритуальных песен, по которым также можно делать выводы о языческих поверьях древних славян. Объективность же церковных источников и летописей в силу очевидных причин находится под большим сомнением.

Книга Велеса

«Книгу Велеса» («Велесова книга», дощечки Изенбека) долгое время выдавали за уникальный памятник древнеславянской мифологии и истории, датируемой периодом 7 век до нашей эры - 9 век нашей эры.

Ее текст якобы был вырезан (или выжжен) на небольших деревянных планках, некоторые «страницы» частично сгнили. По легенде, «Книгу Велеса» в 1919 году обнаружил под Харьковом белый полковник Федор Изенбек, который вывез ее в Брюссель и передал для изучения слависту Миролюбову. Тот сделал несколько копий, а в августе 1941 при наступлении немцев таблички были утрачены. Выдвигались версии, что они были спрятаны фашистами в «архиве арийского прошлого» при Анненербе, либо вывезены после войны в США).

Увы, подлинность книги изначально вызывала большие сомнения, а недавно было окончательно доказано, что весь текст книги - фальсификация, выполненная в середине 20 века. Язык этой фальшивки представляет собой смесь разных славянских наречий. Несмотря на разоблачение, отдельные литераторы до сих пор используют «Книгу Велеса» как источник знаний.

Единственное имеющееся изображение одной из досок «Книги Велеса», начинающейся словами «Велесу книгу эту посвящаем».

Истории славянских сказочных существ может позавидовать иной европейский монстр. Возраст языческих легенд впечатляет: по некоторым расчетам, он достигает 3000 лет, а корнями уходит в неолит или даже мезолит - то есть около 9000 лет до нашей эры.

Общеславянский сказочный «зверинец» отсутствовал - в разных местностях говорили о совершенно разных существах. У славян не было морских или горных чудовищ, зато в достатке водилась лесная и речная нечисть. Не было и гигантомании: наши предки очень редко задумывались о злых великанах вроде греческих циклопов или скандинавских етунов. Некоторые чудесные твари появились у славян сравнительно поздно, в период их христианизации - чаще всего их заимствовали из греческих легенд и внедряли в национальную мифологию, создавая, таким образом, причудливую смесь верований.

Алконост

Согласно древнегреческому мифу, Алкиона, супруга фессалийского царя Кеика, узнав о гибели мужа, бросилась в море и была превращена в птицу, названную по ее имени алкион (зимородок). В русский язык слово «Алконост» вошло в результате искажения старинного высказывания «алкион есть птица».

Славянский Алконост - райская птица с удивительно сладким, благозвучным голосом. Она откладывает яйца на морском берегу, потом погружает их в море - и волны успокаиваются на неделю. Когда из яиц вылупляются птенцы, начинается шторм. В православной традиции Алконост считается божественным посланником - она живет на небе и спускается вниз, чтобы донести до людей высшую волю.

Аспид

Крылатая змея с двумя хоботами и птичьим клювом. Живет высоко в горах и периодически совершает опустошительные налеты на деревни. Тяготеет к скалам настолько, что даже не может сесть на сырую землю - только на камень. Аспид неуязвим для обычного оружия, его нельзя убить мечом или стрелой, а можно лишь только сжечь. Название от греческого aspis - ядовитая змея.

Аука

Разновидность проказливого лесного духа, маленького, пузатого, с круглыми щеками. Не спит ни зимой, ни летом. Любит морочить голову людям в лесу, отзываясь на их крик «Ау!» со всех сторон. Заводит путников в глухую чащу и бросает их там.

Баба-Яга

Славянская ведьма, популярный фольклорный персонаж. Обычно изображается в виде противной старухи с растрепанными волосами, крючковатым носом, «костяной ногой», длинными когтями и несколькими зубами во рту. Баба-Яга - персонаж неоднозначный. Чаще всего она выполняет функции вредителя, с ярко выраженными наклонностями к каннибализму, однако при случае эта ведьма может добровольно помочь храброму герою, расспросив его, попарив в бане и одарив волшебными дарами (или сообщив ценные сведения).

Известно, что Баба-Яга живет в глухом лесу. Там стоит ее избушка на куриных ногах, окруженная частоколом из человеческих костей и черепов. Иногда говорилось, что на калитке к дому Яги вместо запоров - руки, а замочной скважиной служит маленький зубастый рот. Дом Бабы-Яги заколдован - в него можно войти только сказав: «Избушка-избушка, повернись ко мне передом, а к лесу задом».
Как и западноевропейские ведьмы, Баба-Яга умеет летать. Для этого ей требуется большая деревянная ступа и волшебная метла. С Бабой-Ягой часто можно встретить животных (фамильяров): черного кота или ворону, помогающих ей в ведьмовстве.

Происхождение имения «Баба-Яга» неясно. Возможно, оно пришло из тюркских языков, в возможно, образовано от старосербского «ега» - болезнь.

Баба-Яга, костяная нога. Ведьма, людоедка и первая женщина-летчик. Картины Виктора Васнецова и Ивана Билибина.

Изба на курногах

Лесная избушка на курьих ножках, где нет ни окон, ни дверей - это не вымысел. Именно так строили временные жилища охотники Урала, Сибири и финно-угорских племен. Домики с глухими стенами и входом через люк в полу, поднятые на 2-3 метра над землей, защищали и от охочих до припасов грызунов, и от крупных хищников.В похожих сооружениях хранили каменных идолов сибирские язычники. Можно предположить, что фигурка какого-нибудь женского божества, помещенная в маленький домик «на куриных ножках», и породила миф о Бабе-Яге, которая с трудом помещается в своем доме: ноги в одном углу, голова - в другом, а носом упирается в потолок.

Банник

Дух, живущий в банях, обычно представлялся в виде маленького старичка с длинной бородой. Как и все славянские духи, проказлив. Если люди в бане поскальзываются, обжигаются, падают в обморок от жары, шпарятся кипятком, слышат треск камней в печи или стук в стену - все это проделки банника.

По-крупному банник вредит редко, лишь когда люди ведут себя неправильно (моются в праздники или поздно ночью). Гораздо чаще он помогает им. У славян баня ассоциировалась с мистическими, жизнетворными силами - здесь часто принимали роды или гадали (считалось, что банник может предсказывать будущее).

Как и других духов, банника прикармливали - оставляли ему черный хлеб с солью либо зарывали под порогом бани задушенную черную курицу. Существовала и женская разновидность банника - банница, или обдериха. В банях также жила шишига - злой дух, показывающийся только тем, кто идет в баню, не помолившись. Шишига принимает образ знакомой или родственницы, зовет человека с собой париться и может запарить до смерти.

Баш Челик (Стальной человек)

Популярный персонаж сербского фольклора, демон или злой колдун. Согласно легенде, царь завещал троим сыновьям выдать их сестер за того, кто первый попросит их руки. Однажды ночью некто с громовым голосом явился ко дворцу и потребовал в жены младшую царевну. Сыновья исполнили волю отца, и вскоре лишились подобным образом средней и старшей сестры.

Вскоре братья опомнились и отправились на их поиски. Младший брат повстречал прекрасную царевну и взял ее в жены. Заглянув из любопытства в запретную комнату, царевич увидел закованного в цепи человека. Тот представился как Баш Челик и попросил три стакана воды. Наивный юноша напоил незнакомца, тот восстановил силы, разорвал цепи, выпустил крылья, схватил царевну и улетел. Опечаленный, царевич отправился на поиски. Он выяснил, что громовые голоса, которые требовали в жены его сестер, принадлежали повелителям драконов, соколов и орлов. Те согласились помочь ему, и вместе они победили злого Баш Челика.

Так выглядит Баш Челик в представлении В. Таубера.

Вурдалаки

Живые мертвецы, поднимающиеся из могил. Как и любые другие вампиры, вурдалаки пьют кровь и могут опустошать целые деревни. В первую очередь они умерщвляют родных и знакомых.

Гамаюн

Подобно Алконосту, божественная женщина-птица, основная функция которой - осуществление предсказаний. Хорошо известна присказка «Гамаюн - птица вещая». Также умела управлять погодой. Считалось, когда Гамаюн летит со стороны восхода, следом за ней приходит буря.

Гамаюн-Гамаюн, сколько мне жить осталось? - Ку. - А чего так ма…?

Дивьи люди

Полулюди с одним глазом, одной ногой и одной рукой. Чтобы двигаться, должны были сложиться пополам. Живут где-то на краю света, плодятся искусственно, выковывая себе подобных из железа. Дым их кузниц несет с собой мор, оспу и лихорадки.

Домовой

В самом обобщенном представлении - домашний дух, покровитель очага, маленький старичок с бородой (либо весь покрытый волосами). Считалось, что у каждого дома есть свой домовой. В домах их редко называли «домовыми», предпочитая ласковое «дедушка».

Если люди устанавливали с ним нормальные отношения, кормили (оставляли на полу блюдце с молоком, хлеб с солью) и считали его членом своей семьи, то домовой помогал им выполнять мелкую работу по дому, следил за скотом, караулил хозяйство, предупреждал об опасности.

С другой стороны, разозленный домовой мог быть очень опасен - ночью щипал людей до синяков, душил их, губил лошадей и коров, шумел, бил посуду и даже поджигал дом. Считалось, что домовой жил за печкой или в конюшне.

Дрекавак (дрекавац)

Полузабытое существо из фольклора южных славян. Его точного описания не существует - некоторые считают его животным, другие - птицей, а в центральной Сербии ходит поверье, будто дрекавак - душа мертвого некрещеного младенца. Сходятся только в одном - дрекавак умеет жутко кричать.

Обычно дрекавак - герой детских страшилок, однако в отдаленных районах (например, горный Златибор в Сербии) в это существо верят даже взрослые. Жители деревни Тометино Полье время от времени сообщают о странных нападениях на свой скот - по характеру ранений сложно установить, что это был за хищник. Крестьяне утверждают, что слышали жуткие крики, поэтому здесь наверняка замешан дрекавак.

Жар-птица

Знакомый нам с детства образ, красивая птица с яркими, ослепительными огненными перьями («как жар горят»). Традиционное испытание для сказочных героев - добыть перо из хвоста этого пернатого. Для славян жар-птица была скорее метафорой, чем реальным существом. Она олицетворяла огонь, свет, солнце, возможно - знание. Ее ближайший родич - средневековая птица Феникс, известная и на Западе, и на Руси.

Нельзя не вспомнить такого обитателя славянской мифологии, как птица Рарог (вероятно, искаженное от Сварог - бог-кузнец). Огненный сокол, который может также выглядеть, как вихрь пламени, Рарог изображен на гербе Рюриковичей («Рарогов» по-немецки) - первой династии русских правителей. Сильно стилизованный пикирующий Рарог со временем начал походить на трезубец - так появился современный герб Украины.

Кикимора (шишимора, мара)

Злой дух (иногда - жена домового), предстающий в образе маленькой уродливой старушки. Если кикимора живет в доме за печкой или на чердаке, то постоянно вредит людям: шумит, стучит в стены, мешает спать, рвет пряжу, бьет посуду, травит скот. Иногда считалось, что кикиморами становились умершие без крещения младенцы, либо кикимору могли напускать на строящийся дом злые плотники или печники. Кикимора, обитающая на болоте или в лесу, приносит гораздо меньше вреда - в основном лишь пугает заплутавших путников.

Кощей Бессмертный (Кащей)

Один из хорошо известных нам старославянских отрицательных персонажей, обычно представляемый в виде худого, скелетообразного старика с отталкивающей внешностью. Агрессивен, мстителен, жаден и скуп. Трудно сказать, был ли он персонификацией внешних врагов славян, злым духом, могущественным волшебником или уникальной разновидностью нежити.

Бесспорно, что Кощей владел очень сильной магией, сторонился людей и часто занимался излюбленным для всех злодеев в мире делом - похищал девушек. В отечественной фантастике образ Кощея довольно популярен, причем его представляют по-разному: в комическом свете («Остров Русь» Лукьяненко и Буркина), или, например, киборгом («Судьба Кощея в киберозойскую эру» Александра Тюрина).

«Фирменной» особенностью Кощея было бессмертие, причем далеко не абсолютное. Как мы все наверняка помним, на волшебном острове Буяне (способным внезапно исчезать и появляться перед путешественниками) стоит большой старый дуб, на котором висит сундук. В сундуке сидит заяц, в зайце - утка, в утке - яйцо, а в яйце - волшебная игла, где спрятана смерть Кощея. Его можно убить, сломав эту иглу (по некоторым версиям - разбив яйцо об голову Кощея).

Кощей в представлении Васнецова и Билибина.

Георгий Милляр - лучший исполнитель ролей Кощея и Бабы-Яги в советских киносказках.

Леший

Лесной дух, защитник животных. Выглядит как высокий мужчина с длинной бородой и волосами по всему телу. По сути не злой - ходит по лесу, оберегает его от людей, изредка показывается на глаза, для чего умеет принимать любой облик - растения, гриба (гигантского говорящего мухомора), животного или даже человека. Лешего можно отличить от других людей по двум признакам - его глаза горят волшебным огнем, а обувь надета задом наперед.

Иногда встреча с лешим может закончиться плачевно - заведет человека в лес и бросит на съедение зверям. Однако те, кто уважительно относятся к природе, могут даже подружиться с этим существом и получить от него помощь.

Лихо одноглазое

Дух зла, неудачи, символ горя. Относительно облика Лиха определенности нет - это либо одноглазый великан, либо высокая худая женщина с одним глазом посреди лба. Лихо часто сравнивают с циклопами, хотя кроме одного глаза и высокого роста, у них ничего общего.

До нашего времени дошла поговорка: «Не буди Лихо, пока оно тихо». В прямом и иносказательном смысле Лихо означало беду - оно привязывалось к человеку, садилось к нему на шею (в некоторых сказаниях несчастный пытался утопить Лихо, бросившись в воду, и тонул сам) и мешало ему жить.
От Лиха, впрочем, можно было избавиться - обмануть, прогнать силой воли, либо, как это изредка упоминается - передать другому человеку вместе с каким-либо подарком. Согласно совсем мрачным предрассудкам, Лихо могло прийти и сожрать вас.

Русалка

В славянской мифологии русалки - разновидность проказливой нечисти. Ими становились утопленницы, девушки, умершие недалеко от водоема, либо люди, купающиеся в неурочное время. Русалок иногда отождествляли с «мавками» (от старославянского «навь» - мертвец) - детьми, умершими без крещения либо задушенными матерями.

Глаза таких русалок горят зеленым огнем. По своей натуре они существа гадкие и злые, хватают купающихся людей за ноги, тянут под воду, либо заманивают с берега, обвивают руками и топят. Бытовало поверье, что смех русалки может вызывать смерть (это делает их похожими на ирландских баньши).

Некоторые поверья называли русалок низшими духами природы (например, добрые «берегини»), не имеющими ничего общего с утопленниками и охотно спасающими тонущих людей.

Различались также «древесные русалки», живущие в ветвях деревьев. Некоторые исследователи причисляют к русалкам полудениц (в Польше - лаканиц) - низших духов, принимающих вид девушек в прозрачной белой одежде, живущих в полях и помогающих полевому. Последний представляет собой также природного духа - считается, что он выглядит как маленький старичок с белой бородой. Полевой обитает на возделанных полях и обычно покровительствует крестьянам - за исключением тех случаев, когда они работают в полдень. За это он насылает на крестьян полудениц, чтобы те своим волшебством лишили их рассудка.

Следует также упомянуть водяницу - разновидность русалки, крещеную утопленницу, не принадлежащую к разряду нечисти, а потому сравнительно добрую. Водяницы любят глубокие омуты, но чаще всего селятся под мельничными колесами, катаются на них, портят жернова, мутят воду, вымывают ямы, рвут сети.

Считалось, что водяницы были женами водяных - духов, предстающих в облике стариков с длинной зеленой бородой из водорослей и (редко) рыбьей чешуей вместо кожи. Пучеглазый, толстый, жутковатый, водяной живет на большой глубине в омутах, командует русалками и прочими подводными обитателями. Считалось, что он разъезжает по своему подводному царству верхом на соме, за что эту рыбу в народе иногда звали «чертова лошадь».

Водяной по своей натуре не злобен и даже выступает покровителем моряков, рыбаков или мельников, однако время от времени любит пошалить, утащив зазевавшегося (или обидевшего) купальщика под воду. Иногда водяного наделяли способностью к оборотничеству - превращению в рыб, животных или даже бревна.

Со временем образ водяного как покровителя рек и озер изменился - он стал рассматриваться как могущественный «морской царь», живущий под водой в шикарном дворце. Из духа природы водяной превратился в эдакого волшебного самодура, с которым герои народного эпоса (например, Садко) могли общаться, заключать соглашения и даже побеждать его хитростью.

Водяные в представлении Билибина и В. Владимирова.

Сирин

Еще одно существо с головой женщины и телом совы (сыча), обладающее чарующим голосом. В отличие от Алконоста и Гамаюна, Сирин - не посланник свыше, а прямая угроза для жизни. Считается, что эти птицы обитают в «индийских землях рядом с раем», либо на реке Евфрат, и поют для святых на небесах такие песни, услышав которые, люди начисто теряют память и волю, а их корабли терпят крушение.

Нетрудно догадаться, что Сирин - мифологическая адаптация греческих сирен. Однако в отличие от них, птица Сирин - не отрицательный персонаж, а скорее метафора искушения человека разного рода соблазнами.

Соловей-Разбойник (Соловей Одихмантьевич)

Персонаж поздних славянских легенд, сложный образ, сочетающий черты птицы, злого волшебника и богатыря. Соловей-разбойник жил в лесах под Черниговом около речки Смородины и в течение 30 лет сторожил дорогу в Киев, никого туда не пропуская, оглушая путешественников чудовищным свистом и ревом.

У Соловья-разбойника было гнездо на семи дубах, однако в легенде также говорится о том, что у него имелся терем и три дочери. Былинный герой Илья Муромец не испугался супостата и выбил ему глаз стрелой из лука, причем во время их боя свист Соловья-разбойника повалил весь лес в округе. Богатырь привез плененного злодея в Киев, где князь Владимир ради интереса попросил Соловья-разбойника посвистеть - чтобы проверить, правду ли говорит молва о супер-способностях этого злодея. Соловей, конечно же, свистнул, да так, что чуть не разрушил половину города. После этого Илья Муромец увез его в лес и отрубил голову, чтобы больше такое безобразие не повторялось (по другой версии, Соловей-разбойник в дальнейшем выступил помощником Ильи Муромца в бою).

Для своих первых романов и стихотворений Владимир Набоков использовал псевдоним «Сирин».

В 2004 году «родиной» Бабы-Яги было объявлено село Кукобой (Первомайский район Ярославской области). Ее «день рождения» празднуется 26 июля. Православная церковь выступила с резким осуждением «поклонения Бабе-Яге».

Илья Муромец - единственный былинный герой, канонизированный Русской Православной церковью.

Баба-Яга встречается даже в западных комиксах, например - «Hellboy» Майка Миньолы. В первом эпизоде компьютерной игры «Quest for Glory» Баба-Яга - главный сюжетный злодей. В ролевой игре «Vampire: The Masquerade» Баба-Яга - вампир клана Носферату (отличаются уродливостью и скрытностью). После ухода Горбачева с политической арены она вышла из подполья и перебила всех вампиров клана Бруджа, контролировавших Советский Союз.

* * *

Перечислить всех сказочных существ славян очень сложно: большинство из них изучены очень слабо и представляют собой местные разновидности духов - лесных, водных или домашних, причем некоторые из них были весьма похожи друг на друга. Вообще, обилие нематериальных существ сильно отличает славянский бестиарий от более «приземленных» собраний монстров из других культур
.
Среди славянских «монстров» очень мало монстров как таковых. Наши предки вели спокойную, размеренную жизнь, и поэтому существа, которых они себе придумывали, были связаны с элементарными стихиями, нейтральными по своей сути. Если они и противостояли людям, то, по большей части, лишь охраняя матушку-природу и родовые традиции. Истории русского фольклора учат нас быть добрее, терпимее, любить природу и уважительно относиться к старинному наследию предков.

Последнее особенно важно, ибо старинные предания быстро забываются, а вместо таинственных и озорных русских русалок к нам приходят диснеевские рыбо-девицы с ракушками на грудях. Не стыдитесь изучать славянские легенды - особенно в их изначальных, неадаптированных для детских книг вариантах. Наш бестиарий архаичен и в каком-то смысле даже наивен, однако мы можем им гордиться, ведь он - один из самых древних в Европе.