Е го имя известно во всем мире. Его романы - классика, но классика по сей день неразгаданная, о которой спорят литературоведы и читатели, которую экранизируют и ставят на театральной сцене самые известные и талантливые режиссеры.
Первый роман Федора Михайловича Достоевского. Книга простая - и болезненная в своей простоте. Произведение, из которого наряду с вышла «вечная тема» всей российской литературы - тема «маленького человека», раздавленного безжалостной силой бытия.
« »
Роман об одном преступлении. Двойное убийство, совершенное бедным студентом из-за денег. Трудно найти фабулу проще, но интеллектуальное и душевное потрясение, которое производит роман, - неизгладимо. В чем здесь загадка? Кроме простого и очевидного ответа - «в гениальности Достоевского» - возможно, существует как минимум еще один: «проклятые» вопросы не имеют простых и положительных ответов. Нищета, собственные страдания и страдания близких всегда ставили и будут ставить человека перед выбором: имею ли я право преступить любой нравственный закон, чтобы потом стать спасителем униженных и утешителем слабых; должен ли я сперва возлюбить себя, а только потом, став сильным, возлюбить ближнего своего? Это вечные вопросы.
« »
Роман, в котором Достоевский впервые с подлинной страстью, ярко и полно воплотил образ положительного героя, каким он его представлял. В князе Мышкине соединились черты образа Христа и одновременно ребенка, умиротворенность, граничащая с беспечностью, и невозможность пройти мимо беды ближнего. В обществе «нормальных» людей, одержимых корыстью и разрушительными страстями, князь Мышкин - идиот. В мире, где красота замутнена нечистыми помыслами людей, такой герой беспомощен, хотя и прекрасен. Но «красота спасет мир!», утверждает Достоевский устами князя Мышкина, и в мире становится светлей.
« »
Роман-предостережение и роман-пророчество, в котором великий писатель и мыслитель указывает на грядущие социальные катастрофы. История подтвердила правоту Достоевского, и неоднократно. Кровавая русская революция, деспотические режимы Гитлера и Сталина - страшные и точные подтверждения идеи о том, что ждет общество, в котором партийная мораль замещает человеческую. Но, взяв эпиграфом к роману евангельский текст, писатель предлагает и метафизическую трактовку описываемых событий. Не только и не столько о «неправильном» общественном устройстве идет речь в книге - душе человека грозит разложение и гибель, души в первую очередь должны исцелиться. Ибо любые теории о переустройстве мира могут привести к духовной слепоте и безумию, если утрачивается способность различения добра и зла.
«Братья Карамазовы »
Итоговый роман Федора Достоевского, в нем сконцентрировались вся художественная мощь писателя и глубина прозрений религиозного мыслителя. «Братья Карамазовы» - это произведение, в котором испепеляющая страсть, борьба за наследство, богоискательство выводят на глобальные вопросы о самой сущности человека, о его природе. Каждый характер, как бы сложен он ни был, у Достоевского предстает некой частью одной, почти безграничной картины - это картина многогранной человеческой души, и в этой душе идет нескончаемая битва добра и зла.
Сегодня мир празднует день рождения одного из величайших писателей в истории человечества. 11 ноября (30 октября по старому стилю) 1821 года родился Федор Михайлович Достоевский. Его "великое пятикнижие" - "Преступление и наказание", "Братья Карамазовы", "Идиот", "Подросток" и "Бесы" - хорошо известно каждому образованному человеку.
Интересно, что в этот же день, только столетием позже (1922) родился выдающийся американский классик Курт Воннегут , считавший, что в "Братьях Карамазовых" можно найти "все, что нужно знать о жизни". Однако литературное наследие Федора Михайловича, конечно, отнюдь не исчерпывается "пятикнижием". Менее известные произведения выдающегося исследователя человеческих причуд являются неотъемлемой частью его творчества, и в них читатель может узнать много нового и неожиданного не только об авторе и окружавшем его мире, но и - как это и должно быть при чтении такой литературы - о самом себе. Сайт "РГ" решил вспомнить несколько важных произведений из библиографии Достоевского, которые современный читатель нередко незаслуженно обходит стороной (монументальный сборник "Дневник писателя" предлагаем также оставить за скобками - он требует отдельного разговора).
1. "Бедные люди", роман, 1846
Достоевский написал всего восемь романов, пять из которых и составляют "великое пятикнижие". Но и оставшиеся три определенно входят в разряд необходимой для прочтения литературы. Первое в этом жанре произведение Достоевского, только становившегося тогда самостоятельным автором, было написано в эпистолярной форме. Достоевскому приписывают фразу "все мы вышли из "Шинели" Гоголя". Как бы то ни было, влияние Николая Васильевича на Федора Михайловича - особенно раннего - очевидно. И известная фигура "маленького человека" стала главной темой в первой крупной работе Достоевского. Эта вызывающая у читателя небывалую щемящую тоску книга спровоцировала в 1846 году настоящий ажиотаж и сразу привлекла внимание к молодому автору в среде писателей и публицистов. Критики уже тогда отметили "психологическую" направленность Достоевского (противопоставляя ее "социальности" Гоголя, что, впрочем, не всегда справедливо). А ведь это было только начало!
2. "Униженные и оскорбленные", роман, 1861
Следующий роман Достоевский написал только спустя 15 лет, уже вернувшись из ссылки. Здесь уже отчетливо видны ставшие впоследствии известными черты творчества писателя. Жуткий надрыв, который вызывает этот роман, созвучен с чувствами, возникающими при чтении "Идиота" - а это каждый раз очень тяжелый (и полезный) психологический и эмоциональный опыт. В "Униженных и оскорбленных" нет такого градуса перманентной истерики, который Достоевский мастерски поддерживает в "Идиоте", но страшная болезненность, характерная для отношений персонажей книг великого психолога, пронизывает все произведение.
3. "Игрок", роман, 1866
Третья крупная работа, не включенная критиками в "пятикнижие" - "Игрок". Впрочем, нельзя сказать, что этот роман испытывает недостаток внимания со стороны читателей. Все-таки тема азарта российской публике всегда была близка и интересна. История создания произведения анекдотична - "Игрок" был написан вдрызг проигравшимся Достоевским для того, чтобы покрыть долги. И хотя автору от читателя трудно было укрыть, что книга писалась в спешке и для выполнения срочного контракта, описание психологии азартного игрока самим же азартным игроком, обладающим литературным даром и проницательностью Достоевского - настоящее сокровище.
4. "Двойник", повесть, 1846
Ранняя повесть молодого Достоевского смогла вызвать одобрение у самих Тургенева и Белинского, а это, конечно, в то время было лучшим пропуском в литературную среду. Здесь особенно видна ориентация Федора Михайловича в ранние годы на творчество Гоголя. Легкий сюрреализм, к которому Достоевский прибегал не так уж часто, раскрывает мрачные глубины страхов и амбиций мелкого чиновничества. Гротескная атмосфера и соответствующий финал - неслучайно повесть произвела впечатление на современную ему литературную элиту.
5. "Неточка Незванова", повесть, 1848
Одно из самых странных и необычных произведений Достоевского планировалось как роман. В итоге получилась повесть, но впечатление, несмотря на незаконченность, она все равно производит колоссальное. С небывалой даже для Федора Михайловича откровенностью вскрываются механизмы и природа "аберраций сознания" персонажей, а интенсивность, с которой они наносят друг другу моральные увечья, не может не пугать.
6. "Белые ночи", повесть, 1848
Еще одна душераздирающая повесть мастера, отличающаяся в целом не характерной для Федора Михайловича сентиментальностью. Поэтический образ мечтателя, обнаруживающего к концу книги неожиданный для такого характера стоицизм, вызывает сочувствие, родственное бескорыстному состраданию, которое испытывает он сам. Атмосфера тихих белых ночей имперского Петербурга, во время которых разворачивается драма, оказывает настолько завораживающее действие, что экранизировать небольшую повесть в XX веке взялись несколько кинодеятелей. Прекрасный фильм выдающегося режиссера Лукино Висконти (который, однако, перенес декорации в родную Италию) - лучшее признание повести.
7. "Записки из Мертвого дома", повесть, 1860
Повесть "Записки из Мертвого дома", имеющая черты автобиографии, представляет собой интереснейший документ, описывающий быт и нравы преступников, которых в Российской империи ссылали в Сибирь. Типажи, о которых читатель узнает из книги, Достоевский привез из ссылки. Рассказанные со свойственной писателю любовью к деталям при его проницательности зарисовки действительно переоценить невозможно.
8. "Записки из подполья", повесть, 1864
"Записки из подполья" входят в число произведений Достоевского, с которыми следует познакомиться сразу после прочтения "великого пятикнижия". Недаром эту повесть называют "прологом" к нему и считают предвестницей экзистенциализма. Проблема "подполья", в которое загоняет себя рефлексирующий петербургский чиновник, остается актуальной и понятной многим из наших современников. Рефлексия и бездействие как результат экзистенциального отчаяния провоцируют упадочничество, и здесь уже возникает опасность привычки к жестокости и полноценного морального уродства - и, что самое страшное, сам персонаж это все, разумеется, прекрасно понимает. Настоящая "достоевщина" начинается именно здесь. Уже спустя два года появилось "Преступление и наказание".
9. "Чужая жена и муж под кроватью", рассказ, 1860
Интересно, что во время написания такой тяжелой книги как "Записки из Мертвого дома" Федор Михайлович обратился к своим ранним юмористическим зарисовкам, результатом чего стал презабавный рассказ "Чужая жена и муж под кроватью". Само название является типичным для водевилей того времени. А водевиль в творчестве Достоевского можно встретить, прямо скажем, нечасто. И как такое пропустить? Не оставили рассказ без внимания и советские киноделы, которые в 1984 году сняли его экранизацию с Олегом Табаковым в главной роли.
10. "Крокодил", рассказ, 1865
И, наконец, нельзя не вспомнить о таком необычном для Достоевского рассказе как "Крокодил". Неизвестно, читал ли его сумрачный сюрреалист Франц Кафка, родившийся через два года после смерти русского писателя, но не вспомнить о нем при чтении этого рассказа просто невозможно. Как и гоголевский "Нос", в подражание которому, очевидно, "Крокодил" и написан. А действие произведения насколько причудливо, настолько и просто: чиновник, проглоченный крокодилом целиком и оставшийся необъяснимым образом в живых, нелепо рассуждает об открывающихся перед ним благодаря этому происшествию карьерных перспективах. Здесь Федор Михайлович с особенной едкостью набрасывается на своих политических оппонентов из либерального лагеря - ехидства и желчи здесь куда больше, чем даже в другом его рассказе этой же направленности "Скверный анекдот".
Хотя снег, дождь и всё то, чему даже имени не бывает, когда разыграется вьюга и хмара под петербургским ноябрьским небом, разом, вдруг атаковали и без того убитого несчастиями господина Голядкина, не давая ему ни малейшей пощады и отдыха, пронимая его до костей, залепляя глаза, продувая со всех сторон, сбивая с пути и с последнего толка, хоть всё это разом опрокинулось на господина Голядкина, как бы нарочно сообщась и согласясь со всеми врагами его отработать ему денек, вечерок и ночку на славу, - несмотря на всё это, господин Голядкин остался почти нечувствителен к этому последнему доказательству гонения судьбы: так сильно потрясло и поразило его всё происшедшее с ним несколько минут назад у господина статского советника Берендеева! Если б теперь посторонний, неинтересованный какой-нибудь наблюдатель взглянул бы так себе, сбоку, на тоскливую побежку господина Голядкина, то и тот бы разом проникнулся всем страшным ужасом его бедствий и непременно сказал бы, что господин Голядкин глядит теперь так, как будто сам от себя куда-то спрятаться хочет, как будто сам от себя убежать куда-нибудь хочет. Да! оно было действительно так. Скажем более: господин Голядкин не только желал теперь убежать от себя самого, но даже совсем уничтожиться, не быть, в прах обратиться. В настоящие минуты он не внимал ничему окружающему, не понимал ничего, что вокруг него делается, и смотрел так, как будто бы для него не существовало на самом деле ни неприятностей ненастной ночи, ни долгого пути, ни дождя, ни снега, ни ветра, ни всей крутой непогоды. Калоша, отставшая от сапога с правой ноги господина Голядкина, тут же и осталась в грязи и снегу, на тротуаре Фонтанки, а господин Голядкин и не подумал воротиться за нею и не приметил пропажи ее. Он был так озадачен, что несколько раз, вдруг, несмотря ни на что окружающее, проникнутый вполне идеей своего недавнего страшного падения, останавливался неподвижно, как столб, посреди тротуара; в это мгновение он умирал, исчезал; потом вдруг срывался как бешеный с места и бежал, бежал без оглядки, как будто спасаясь от чьей-то погони, от какого-то еще более ужасного бедствия… Действительно, положение было ужасное!.. Наконец, в истощении сил, господин Голядкин остановился, оперся на перила набережной в положении человека, у которого вдруг, совсем неожиданно, потекла носом кровь, и пристально стал смотреть на мутную, черную воду Фонтанки. Неизвестно, сколько именно времени проведено было им в этом занятии. Известно только, что в это мгновение господин Голядкин дошел до такого отчаяния, так был истерзан, так был измучен, до того изнемог и опал и без того уже слабыми остатками духа, что позабыл обо всем: и об Измайловском мосте, и о Шестилавочной улице, и о настоящем своем… Что ж в самом деле? ведь ему было всё равно: дело сделано, кончено, решение скреплено и подписано; что ж ему?.. Вдруг… вдруг он вздрогнул всем телом и невольно отскочил шага на два в сторону. С неизъяснимым беспокойством начал он озираться кругом; но никого не было, ничего не случилось особенного, - а между тем… между тем ему показалось, что кто-то сейчас, сию минуту, стоял здесь, около него, рядом с ним, тоже облокотясь на перила набережной, и - чудное дело! - даже что-то сказал ему, что-то скоро сказал, отрывисто, не совсем понятно, но о чем-то весьма к нему близком, до него относящемся. «Что ж, это мне почудилось, что ли? - сказал господин Голядкин, еще раз озираясь кругом. - Да я-то где же стою?.. Эх, эх!» - заключил он, покачав головою, а между тем с беспокойным, тоскливым чувством, даже со страхом стал вглядываться в мутную, влажную даль, напрягая всеми силами зрение и всеми силами стараясь пронзить близоруким взором своим мокрую средину, перед ним расстилавшуюся. Однако ж ничего не было нового, ничего особенного не бросилось в глаза господину Голядкину. Казалось, всё было в порядке, как следует, то есть снег валил еще сильнее, крупнее и гуще; на расстоянии двадцати шагов не было видно ни зги; фонари скрипели еще пронзительнее прежнего, и ветер, казалось, еще плачевнее, еще жалостнее затягивал тоскливую песню свою, словно неотвязчивый нищий, вымаливающий медный грош на свое пропитание. «Эх, эх! да что ж это со мною такое?» - повторил опять господин Голядкин, пускаясь снова в дорогу и всё слегка озираясь кругом. А между тем какое-то новое ощущение отозвалось во всем существе господина Голядкина: тоска не тоска, страх не страх… лихорадочный трепет пробежал по жилам его. Минута была невыносимо неприятная! «Ну, ничего, - проговорил он, чтоб себя ободрить, - ну, ничего; может быть, это и совсем ничего и чести ничьей не марает. Может быть, оно так и надобно было, - продолжал он, сам не понимая, что говорит, - может быть, всё это в свое время устроится к лучшему, и претендовать будет не на что, и всех оправдает». Таким образом говоря и словами себя облегчая, господин Голядкин отряхнулся немного, стряхнул с себя снежные хлопья, навалившиеся густою корою ему на шляпу, на воротник, на шинель, на галстух, на сапоги и на всё, - но странного чувства, странной темной тоски своей всё еще не мог оттолкнуть от себя, сбросить с себя. Где-то далеко раздался пушечный выстрел. «Эка погодка, - подумал герой наш, - чу! не будет ли наводнения? видно, вода поднялась слишком сильно». Только что сказал или подумал это господин Голядкин, как увидел впереди себя идущего ему навстречу прохожего, тоже, вероятно, как и он, по какому-нибудь случаю запоздалого. Дело бы, кажется, пустое, случайное; но, неизвестно почему, господин Голядкин смутился и даже струсил, потерялся немного. Не то чтоб он боялся недоброго человека, а так, может быть… «Да и кто его знает, этого запоздалого, - промелькнуло в голове господина Голядкина, - может быть, и он то же самое, может быть, он-то тут и самое главное дело, и недаром идет, а с целью идет, дорогу мою переходит и меня задевает». Может быть, впрочем, господин Голядкин и не подумал именно этого, а так только ощутил мгновенно что-то подобное и весьма неприятное. Думать-то и ощущать, впрочем, некогда было: прохожий уже был в двух шагах. Господин Голядкин тотчас, по всегдашнему обыкновению своему, поспешил принять вид совершенно особенный, - вид, ясно выражавший, что он, Голядкин, сам по себе, что он ничего, что дорога для всех довольно широкая и что ведь он, Голядкин, сам никого не затрогивает. Вдруг он остановился, как вкопанный, как будто молнией пораженный, и быстро потом обернулся назад, вслед прохожему, едва только его минувшему, - обернулся с таким видом, как будто что его дернуло сзади, как будто ветер повернул его флюгер. Прохожий быстро исчезал в снежной метелице. Он тоже шел торопливо, тоже, как и господин Голядкин, был одет и укутан с головы до ног и, так же как и он, дробил и семенил по тротуару Фонтанки частым, мелким шажком, немного с притрусочкой. «Что, что это?» - шептал господин Голядкин, недоверчиво улыбаясь, однако ж дрогнул всем телом. Морозом подернуло у него по спине. Между тем прохожий исчез совершенно, не стало уже слышно и шагов его, а господин Голядкин всё еще стоял и глядел ему вслед. Однако ж наконец он мало-помалу опомнился. «Да что ж это такое, - подумал он с досадою, - что ж это я, с ума, что ли, в самом деле сошел?» - обернулся и пошел своею дорогою, ускоряя и частя более и более шаги и стараясь уж лучше вовсе ни о чем не думать. Даже и глаза, наконец, закрыл с сею целью. Вдруг, сквозь завывания ветра и шум непогоды. до слуха его долетел опять шум чьих-то весьма недалеких шагов. Он вздрогнул и открыл глаза. Перед ним опять, шагах в двадцати от него, чернелся какой-то быстро приближавшийся к нему человечек. Человечек этот спешил, частил, торопился; расстояние быстро уменьшалось. Господин Голядкин уже мог даже совсем разглядеть своего нового запоздалого товарища, - разглядел и вскрикнул от изумления и ужаса; ноги его подкосились. Это был тот самый знакомый ему пешеход, которого он, минут с десять назад, пропустил мимо себя и который вдруг, совсем неожиданно, теперь опять перед ним появился. Но не одно это чудо поразило господина Голядкина, - а поражен господин Голядкин был так, что остановился, вскрикнул, хотел было что-то сказать - и пустился догонять незнакомца, даже закричал ему что-то, вероятно желая остановить его поскорее. Незнакомец остановился действительно, так - шагах в десяти от господина Голядкина, и так, что свет близ стоявшего фонаря совершенно падал на всю фигуру его, - остановился, обернулся к господину Голядкину и с нетерпеливо-озабоченным видом ждал, что он скажет. «Извините, я, может, и ошибся», - дрожащим голосом проговорил наш герой. Незнакомец молча и с досадою повернулся и быстро пошел своею дорогою, как будто спеша нагнать потерянные две секунды с господином Голядкиным. Что же касается до господина Голядкина, то у него задрожали все жилки, колени его подогнулись, ослабли, и он со стоном присел на тротуарную тумбочку. Впрочем, действительно, было от чего прийти в такое смущение. Дело в том, что незнакомец этот показался ему теперь как-то знакомым. Это бы еще всё ничего. Он его часто видывал, этого человека, когда-то видывал, даже недавно весьма; где же бы это? уж не вчера ли? Впрочем, и опять не в том было главное дело, что господин Голядкин его видывал часто; да и особенного-то в этом человеке почти не было ничего, - особенного внимания решительно ничьего не возбуждал с первого взгляда этот человек. Так, человек был, как и все, порядочный, разумеется, как и все люди порядочные, и, может быть, имел там кое-какие и даже довольно значительные достоинства, - одним словом: был сам по себе человек. Господин Голядкин не питал даже ни ненависти, ни вражды, ни даже никакой самой легкой неприязни к этому человеку, даже напротив, казалось бы, - а между тем (ив этом-то вот обстоятельстве была главная сила), а между тем ни за какие сокровища мира не желал бы встретиться с ним и особенно встретиться так, как теперь, например. Скажем более: господин Голядкин знал вполне этого человека; он даже знал, как зовут его, как фамилия этого человека; а между тем ни за что, и опять-таки ни за какие сокровища в мире, не захотел бы назвать его, согласиться признать, что вот, дескать, его так-то зовут, что он так-то по батюшке и так по фамилии. Много ли, мало ли продолжалось недоразумение господина Голядкина, долго ли именно он сидел на тротуарном столбу, - не могу сказать, но только, наконец маленько очнувшись, он вдруг пустился бежать без оглядки, что силы в нем было; дух его занимался; он споткнулся два раза, чуть не упал - и при этом обстоятельстве осиротел другой сапог господина Голядкина, тоже покинутый своею калошею. Наконец, господин Голядкин сбавил шагу немножко, чтоб дух перевести, торопливо осмотрелся кругом и увидел, что уже перебежал, не замечая того, весь свой путь по Фонтанке, перешел Аничков мост, миновал часть Невского и теперь стоит на повороте в Литейную. Господин Голядкин поворотил в Литейную. Положение его в это мгновение походило на положение человека, стоящего над страшной стремниной, когда земля под ним обрывается, уж покачнулась, уж двинулась, в последний раз колышется, падает, увлекает его в бездну, а между тем у несчастного нет ни силы, ни твердости духа отскочить назад, отвесть свои глаза от зияющей пропасти; бездна тянет его, и он прыгает, наконец, в нее сам, сам ускоряя минуту своей же погибели. Господин Голядкин знал, чувствовал и был совершенно уверен, что с ним непременно совершится дорогой еще что-то недоброе, что разразится над ним еще какая-нибудь неприятность, что, например, он встретит опять своего незнакомца; но - странное дело, он даже желал этой встречи, считал ее неизбежною и просил только, чтоб поскорее всё это кончилось, чтоб положение-то его разрешилось хоть как-нибудь, но только б скорее. А между тем он всё бежал да бежал, и словно двигаемый какою-то постороннею силою, ибо во всем существе своем чувствовал какое-то ослабление и онемение; думать ни о чем он не мог, хотя идеи его цеплялись за всё, как терновник. Какая-то затерянная собачонка, вся мокрая и издрогшая, увязалась за господином Голядкиным и тоже бежала около него бочком, торопливо, поджав хвост и уши, по временам робко и понятливо на него поглядывая. Какая-то далекая, давно уж забытая идея, - воспоминание о каком-то давно случившемся обстоятельстве, - пришла теперь ему в голову, стучала, словно молоточком, в его голове, досаждала ему, не отвязывалась прочь от него. «Эх, эта скверная собачонка!» - шептал господин Голядкин, сам не понимая себя. Наконец, он увидел своего незнакомца на повороте в Итальянскую улицу. Только теперь незнакомец уже шел не навстречу ему, а в ту же самую сторону, как и он, тоже бежал, несколько шагов впереди. Наконец, вошли в Шестилавочную. У господина Голядкина дух захватило. Незнакомец остановился прямо перед тем домом, в котором квартировал господин Голядкин. Послышался звон колокольчика и почти в то же время скрип железной задвижки. Калитка отворилась, незнакомец нагнулся, мелькнул и исчез. Почти в то же самое мгновение поспел и господин Голядкин и, как стрелка, влетел под ворота. Не слушая заворчавшего дворника, запыхавшись, вбежал он на двор и тотчас же увидал своего интересного спутника, на минуту потерянного. Незнакомец мелькнул при входе на ту лестницу, которая вела в квартиру господина Голядкина. Господин Голядкин бросился вслед за ним. Лестница была темная, сырая и грязная. На всех поворотах нагромождена была бездна всякого жилецкого хлама, так что чужой, не бывалый человек, попавши на эту лестницу в темное время, принуждаем был по ней с полчаса путешествовать, рискуя сломать себе ноги и проклиная вместе с лестницей и знакомых своих, неудобно так поселившихся. Но спутник господина Голядкина был словно знакомый, словно домашний; взбегал легко, без затруднений и с совершенным знанием местности. Господин Голядкин почти совсем нагонял его; даже раза два или три подол шинели незнакомца ударил его по носу. Сердце в нем замирало. Таинственный человек остановился прямо против дверей квартиры господина Голядкина, стукнул, и (что, впрочем, удивило бы в другое время господина Голядкина) Петрушка, словно ждал и спать не ложился, тотчас отворил дверь и пошел за вошедшим человеком со свечою в руках. Вне себя вбежал в жилище свое герой нашей повести; не снимая шинели и шляпы, прошел он коридорчик и, словно громом пораженный, остановился на пороге своей комнаты. Все предчувствия господина Голядкина сбылись совершенно. Всё, чего опасался он и что предугадывал, совершилось теперь наяву. Дыхание его порвалось, голова закружилась. Незнакомец сидел перед ним, тоже в шинели и в шляпе, на его же постели, слегка улыбаясь, и, прищурясь немного, дружески кивал ему головою. Господин Голядкин хотел закричать, но не мог, - протестовать каким-нибудь образом, но сил не хватило. Волосы встали на голове его дыбом, и он присел без чувств на месте от ужаса. Да и было от чего, впрочем. Господин Голядкин совершенно узнал своего ночного приятеля. Ночной приятель его был не кто иной, как он сам, - сам господин Голядкин, другой господин Голядкин, но совершенно такой же, как и он сам, - одним словом, что называется, двойник его во всех отношениях…
Фёдор Михайлович Достоевский и по сей день является узнаваемым автором многих произведений. В своих творениях он поднимал множество различных тем, над которыми задумываются и сегодня. Тут будут рассмотрены самые нашумевшие и популярные его произведения, отразившиеся на истории русской литературы.
Этот роман впервые вышел в «Русском вестнике» и вызвал бурную реакцию общественности. Сегодня уже каждый школьник знает про старуху-процентщицу и шуточно философствует «тварь ли он дрожащая или право имеющий». Какой бы абсурдной не казалась эта теория, тут есть, над чем задуматься, и понаблюдать за тем, как герой загоняет себя в угол своими же убеждениями. Но, к счастью, тут так же поднимаются темы любви и веры. Именно они дают шанс на исцеление заблудшей душе. Роман будто кричит «у каждого оступившегося есть шанс», что, несомненно, приободряет и даёт надежду.
Автор полемизирует с ницшеанским учением, модным среди его современников, которое стало идеологической основой мировоззрения убийцы, который кровью хотел выкупить право называться сверхчеловеком. Тот же немецкий философ «похоронил Бога», но почвенник Достоевский наглядно доказывает, что безверие губит, а вот стремление к небесному Творцу действительно способно помочь в сложной ситуации.
Идиот (1868 г.)
С каждым новым прочтением роман открывается по-новому. Если в юношестве понять страдающего альтруиста Мышкина невероятно сложно, то в зрелости читатель видит, как его образ становится многогранным истолкованием христианской доктрины. Герой до сих пор является идеалом порядочности, нравственности и душевной чистоты. В этом произведении все персонажи, на удивление, очень колоритны и необычны. То же самое можно сказать и про ситуации, которые каждый раз ставят читателя в тупик, и тот задаётся вопросом: «А как бы поступил я?». Чего стоит только сцена с деньгами, выброшенными в пламя камина. Хорошая книга для того, чтобы порассуждать и пофилософствовать: что было бы, если бы Христос вновь пришел на Землю неузнанным? Не стал бы он в наших глазах таким же идиотом?
Братья Карамазовы (1880 г.)
Этот роман — самый объемный у Достоевского. В нем он поднимает множество тем, над которыми можно и нужно подумать. Такие как двойственная сущность в каждом человеке, совокупность «ангелов» и «демонов» в его душе, тема греха и милосердия. Федор Михайлович всегда был любителем философии и психологии, и эта его особенность здесь ярко выражена. Кроме того, книга понравится ценителям интриг и детективов, ведь в основу сюжета легло расследование убийства отца братьев Карамазовых. В каждом из них живет дьявольская искра убитого Федора, маленькое насекомое, порабощающее человеческие качества. Пытаясь уничтожить ее в себе, каждый из героев становится невольным соучастником преступления, ибо корень зла – в том порочном и низменном старике, от гибели которого, как в случае со старухой-процентщицей, все, казалось бы, только выигрывают.
Униженные и оскорбленные (1861 г.)
Достоевский написал это произведения после того, как вернулся из сибирской ссылки. Он почувствовал на себе, как общество относится к тем, кого вычеркнуло из своей добропорядочной жизни. Для него стало очевидно, что социальное расслоение в Российской Империи навсегда огораживает одних людей от других, и дворяне безнадежно далеки от народа, который, тем не менее, является движущей силой страны. Речь идет об «униженных и оскорбленных», чье достоинство и честь писатель защищал и отстаивал. Князь Валковский в этом произведении стал первым героем-«идеологом» в творчестве писателя. Сочувствие и всепрощение в произведении приобрели реальные формы, и читатель явственно осознает их необходимость в повседневной жизни.
Бесы (1872 г.)
Роман сам по себе очень тяжелый. Достоевский был одним из тех писателей, которые могли предвидеть и предположить судьбу своей родины. Федор Михайлович уже тогда видел террористические и радикальные настроения, а так же полнейшее разложение человеческого естества под влиянием разрушительных идей. А такие настроения, как правило, всегда ведут к катастрофе. Их автор сравнивает с теми, имя кому «Легион». Вселившись в людей, они превращают их в несущее гибель стадо, презирающее все гуманное, светлое и доброе, что составляет нравственный облик личности. Фамилия главного героя – Ставрогин – происходит от слова «Ставрос» («крест»). Николай действительно несет на себе крест – бремя своих грехов, ставшее для него распятьем.
9 глава из произведения считается самым скандальным отрывком из всего, что написал Достоевский. Она даже дала некоторым людям из окружения писателя почву для подозрений в порочных наклонностях, которыми, согласно откровениям его приятеля, отличался Федор Михайлович. Однако вдова литератора эти сведения опровергла.
Игрок (1866 г.)
Это произведение во многом очень автобиографично. Всем известно, что Достоевский увлекался азартной игрой, проматывал все, даже шали супруги. Даже несмотря на то, что писатель проигрывался, до каких-то пор его это не останавливало. Этот роман был заказом издательства, и «игроку» нужно было побыстрее его написать, чтобы покрыть долги за свое увлечение. Именно поэтому, наверное, произведение и имеет столь ироничное и знаковое название.
Подросток (1875 г.)
Роман о наболевшей проблеме – последствии социального неравенства в Российской империи, а именно – о незаконнорожденных детях. Дворяне часто пользовались зависимым положением крестьянок и заводили внебрачные связи. Судьба такого ребенка была незавидной: он не был простолюдином, но и полноценным помещиком тоже не являлся. Его не принимали в семье отца, прилагая все усилия, чтобы лишить незаконного претендента положенного наследства. Да и сам претендент чувствовал себя лишним и отчужденным в мире, где его положение было столь шатким и позорным. Аркадий – жертва этого явления, в его характере выразились все те болезненные комплексы, которые формировались у внебрачных детей.
Село Степанчиково и его обитатели (1859 г.)
Юмористическая повесть Достоевского – произведение, которое, вопреки обыкновению, развеселит человека, а не опечалит. В основе сюжета – женитьба полковника, который никак не может уладить раздор с односельчанами невесты и понять, что вообще происходит в этом месте. Уморительные диалоги и комичные ситуации развенчают читательский стереотип, что Федор Михайлович – исключительно серьезный писатель, трагик и философ, не способный по-гоголевски иронично взглянуть на мир.
Двойник (1846 г.)
Повесть о маленьком человеке, который страстно желает превратиться из униженного и оскорбленного в уважаемого и любимого. Однако его маниакальная жажда признания не находит утоления: он по-прежнему мелкий чиновник, чья жизнь никогда не станет иной. Порыв к мечте оборачивается столкновением с действительностью. Герой довольно комично пытается обратить на себя внимание общества, но в этом смехе кроется трагедия.
Интересно? Сохрани у себя на стенке!Федор Михайлович Достоевский — известнейший русский писатель, мыслитель. Родился 30 октября 1821 года в Москве. В шестнадцать лет переехал в Петербург, поступил в Главное инженерное училище, где увлекся литературой и попробовал себя в качестве писателя. Уже в двадцать два года опубликовал свое первое произведение. После окончания училища работал в должности полевого инженера-подпоручика в Петербургской инженерной команде. Прослужив всего год, будущий писатель решил полностью посвятить себя литературе.
Первой публикацией Достоевского стал перевод повести Бальзака «Евгения Гранде». В то же время Федор Михайлович начал работу над собственным романом «Бедные люди», который был опубликован в 1846 году и восторженно принят публикой. Следующий год стал для писателя непростым — его произведения натолкнулись на непонимание Белинского, Тургенева и Некрасова. Острое переживание резкой критики трудов писателя, бедность, вынуждавшая браться за любую работу, отразились на здоровье Достоевского — у него появились первые признаки эпилепсии.
Найдя друзей в литературно-философском кружке братьев Бекетовых, Достоевский посещает собрания, организованные Буташевичем-Петрашевским, и принимает участие в создании тайной типографии для печатания и распространения революционных воззваний. В 1849 году писатель был арестован за участие в революционной деятельности и приговорён к казни по обвинению в недоносительстве о распространении письма Белинского к Гоголю. В последний момент указом императора расстрел был заменен на четырехлетнюю каторгу в Сибири. Свои ощущения во время казни Достоевский впоследствии выразил словами князя Мышкина в романе «Идиот».
Период каторги и военной службы стал поворотным в жизни писателя, именно тогда он превратился в глубоко религиозного человека и до конца жизни проповедовал христианские ценности. Несмотря на лишения, Достоевский много писал — тогда были созданы «Дядюшкин сон», «Село Степанчиково и его обитатели», «Маленький герой» и получивший широкую известность роман «Преступление и наказание». В это время писатель публикует статьи, редактирует, пишет разные по формату произведения, печатается в журналах «Время» и «Эпоха». Вскоре вышел роман «Униженные и оскорбленные», чуть позже — «Записки из мертвого дома». Тогда же Достоевский стал идеологом славянофильского движения «почвенничество». Пребывание за границей сформировало у писателя критическое восприятие буржуазных ценностей и неприятие Запада, которые нашли своё отражение в «Дневнике писателя» и ряде статей и заметок, в том числе, политических обзорах российских и иностранных событий.
По возвращении в Россию писатель переехал в Москву, вскоре потерял жену и брата. Еще через год Достоевский повторно женился и на несколько лет опять уехал за границу, где у него родилась дочь. После окончательного возвращения на родину Федор Михайлович поселился в городе Старая Руса и следующие восемь лет стали расцветом его творчества. Он работал редактором газеты «Гражданин», писал политические статьи и заметки, издал романы «Бесы», «Подросток», «Кроткая» и возобновил отношения с критиками, что привело к росту популярности среди читателей. Однако подлинная слава пришла к нему уже после смерти. Творчество писателя оказало большое влияние на русскую и мировую культур — Федор Михайлович стал самым ярким представителем так называемой «рефлексивной» литературы он был убежденным патриотом и более всего ценил и воспевал человеческую душу и любовь, верил в их бесконечную силу и торжество над любым насилием. Эта тема прослеживается во всех его произведениях, где он проповедует идеи всепрощения и призывает к познанию Бога.
В последние годы жизни писатель вел активную общественную и литературную деятельность. В 1877 году Достоевский был избран членом-корреспондентом Петербургской академии наук, в 1879 году принял участие в Международном литературном конгрессе в Лондоне, где был избран членом почетного комитета Международной литературной ассоциации. В 1880 году Достоевским был закончен последний роман — «Братья Карамазовы». В феврале 1881 года Федор Михайлович умер от эпилептического припадка, был похоронен на Тихвинском кладбище.
Произведения Федора Михайловича Достоевского в нашем магазине можно не только прочесть онлайн, но и приобрести в электронном виде для домашней коллекции.
