Как не принимать на себя страдания человека. Стоп! Как избавиться от любовных страданий

— Работая с людьми, переживающими различные кризисы, мы заметили, что некоторые из них задерживаются в неблагополучном, страдающем состоянии и как будто даже не особо стремятся из этого состояния выбраться. То есть они могут говорить о том, что это состояние их не устраивает, но фактически почти ничего реально не делают, чтобы его преодолеть. В чем причина такого поведения?

— По-видимому, они блокируют свою способность к действию.

Почему они так поступают?

Это может быть, например, усвоенная в детстве модель пассивного поведения в напряженных ситуациях . Ребенок сам не может позаботиться о себе и он находит способы влияния на взрослых, чтобы побудить их к удовлетворению его потребностей и желаний, в том числе плача и всячески демонстрируя, как ему плохо.

И уже став большим, он, сам того не осознавая, пользуется этой усвоенной моделью — если страдать и мучиться, может, придёт кто-то большой и сильный и всё поправит. Естественно, склонность к такому типу реакции не способствует развитию ни настойчивости, ни инициативности, ни каких-то активных и полезных навыков, что ещё больше укрепляет эту модель.

Возможно, это люди, у которых низкая переносимость дискомфорта , отсутствие позитивного опыта преодоления трудностей в прошлом, на который они могли бы опереться. Такое поведение может поддерживаться и так называемой вторичной выгодой , когда таким способом человек получает внимание и заботу.

— Можете подробнее описать последние два механизма — низкую переносимость дискомфорта и вторичные выгоды?

— Как говорится, нас угнетают не сами вещи, а наше суждение о них. Это понятно, мы часто наблюдаем, что одни и те же события вызывают весьма разнообразные реакции в зависимости от их интерпретации нами. То же самое относится к состояниям неопределенности, негативным переживаниям, физической или душевной боли.

Вот есть внутренний дискомфорт, а сверху ещё всегда обязательно идёт отношение к нему, его оценка, например, как чего-то неприятного, но всё же терпимого, не препятствующего возможности жить и действовать. А повышенная тревожность, мнительность и саможаление воспринимают тот же самый сигнал как невыносимое и всепоглощающее страдание.

Я помню случай из практики. Пришла клиентка с психосоматикой, которая несколько лет ходила по врачам и больницам. И случайно выяснилось, что её сопровождала сестра, у которой была более серьезная по объективным параметрам картина болезни, и она при этом работала, занималась своей семьей и заботилась о той сестре.

Чем может быть «выгодно» страдать?

Прежде всего, надо сказать, что почти всегда, когда эта выгода есть, она неосознанна.

По-видимому, когда-то страдание принесло дивиденды, программа выживания запомнила этот способ как удовлетворительный, годный.

Страдание привлекает внимание, другие люди начинают жалеть, сочувствовать, ужасаться и пр. Особенно у детей видно, насколько им необходимо внимание, причём любой ценой. Они могут баловаться, безобразничать, чтобы добиться хотя бы негативного проявления внимания к себе, которое всё же лучше, чем никакое. Болезнь — тоже способ почувствовать внимание и заботу. Страдания можно использовать, чтобы произвести впечатление. Вспомним, как начинают меряться не только тем, кто чего добился, но и всякими своими негораздами. С помощью страдания можно вызвать чувство вины у окружающих, защититься от их претензий.

Пример по теме есть у Д. Энрайта в книге «Гештальт, ведущий к просветлению», где он рассказывает про двух мальчиков, наблюдаемых им в разное время. Оба они бежали, упали и разбили коленку. Но первый был тогда с мамой, он прижался к ней и заплакал. А второй бежал за друзьями. Второй посмотрел на свою коленку, оглянулся, наступил осторожно пару раз на пораненную ногу и, прихрамывая, побежал догонять других мальчишек.

Энрайт писал, о том, какие примерно мысли могли быть у них в голове.

1-й мальчик: «Ой, как больно! Ы-ыыы, пожалуй, если мама подумает, что дело плохо, может быть она минутку меня пожалеет — она меня торопила, так, может, быть она почувствует себя виноватой теперь, и подержит меня. Ы-ыыы!»

2-й мальчик: «Ой, как больно! Хммм, им нет дела — хорошо, что они хоть позволили мне пойти с ними, обычно они оставляют меня дома. Если они увидят, что я поранился, они уйдут и будут говорить, что я неженка, и больше никогда меня не возьмут. Лучше я как-нибудь обойдусь! Хмм, вот так можно бежать!»

И — важный фактор, который я уже упомянула, — «отсутствие позитивного опыта преодоления трудностей в прошлом» Это так называемая «выученная беспомощность», когда человек привыкает к тому, что от него, от его действий ничего не зависит и он не может ни на что влиять.

— Какие еще существуют механизмы нашей привязанности к страданиям?

— В той или иной степени тенденция зависания в страдании проявлена у нас у всех. На другом, более фундаментальном уровне, причины привязанности к страданию — неведение, то есть непонимание механизмов устройства и функционирования сознания, страх, недоверие к существованию.

Вот есть прекрасное описание у М.Фрая:

«Сегодня пересаживали рыбок из одного аквариума в другой.

В ходе издевательства над животными в очередной раз подтвердились следующие житейские правила:

— сопротивление судьбе — главная причина стрессов;

— если вам кажется, что судьба обращается с вами грубо и немилосердно, это вовсе не значит, что вам желают зла. Просто вы заняли неудобную для нее позицию;

— если увлеченно заниматься любимым делом (например, сосать корягу), можно пропустить даже апокалипсис».

Жизнь пытается пересадить нас в «другой аквариум», но нам из «нашего аквариума» видится, что нас просто выдергивает неизвестно куда из привычной знакомой зоны комфорта. Это может быть потеря отношений, работы, денег, это могут быть болезни и любые непривычные, неизвестные и поэтому пугающие события и ситуации.

Жизнь — это поток непрерывных изменений, который всегда будет проходить через нас и окружающую нас среду. А нас как раз больше всего пугает новое, непривычное, мы боимся довериться и течь вместе с жизнью, хотим держать всё под контролем. И поэтому всеми силами противимся, цепляемся за стенки «старого аквариума», пытаясь удержаться там, терпя все сопутствующие, но зато знакомые терзания. «Мыши плакали, кололись, но продолжали грызть кактус».

Даже если уже фактически нет того «старого аквариума», мы настолько в душе своей не согласны с этой потерей, что на это сопротивление и неотпускание идут все наши ресурсы. Все силы, вся энергия направлена туда.

Когда мы страдаем? Когда сопротивляемся и не принимаем судьбу, вместо того, чтобы принять, чтобы те силы, которые шли на борьбу, направить на сотрудничество с ней.

— Является ли «страдательная позиция» приемлемым решением проблемы или такому человеку все-таки стоит постараться изменить привычные реакции и освободиться от страдания?

— Если эти страдательные состояния полностью овладевают человеком, его жизнь теряет привлекательность, ничего его больше не радует. Происходит нарушение его энергетического взаимодействия с миром. Та энергия, которая должна была бы идти во вне, на активное взаимодействие с окружающим, уже туда не движется, а начинает угнетать его самого.

Часто этот дисбаланс проявляется как патологическая привязанность и зависимость. Ч. Тарт как-то на своём семинаре предложил участникам посмотреть пару минут на обычный бумажный стаканчик и воспринять его как что-то своё, часть себя. А потом, когда он неожиданно его смял, у многих возникли неприятные ощущения. И это всего лишь по поводу бумажного стаканчика. А когда уже мы привязываемся, вкладываем себя, свою сущность в какие-то внешние предметы, обстоятельства, статусы, людей и т. п., то становимся зависимыми от них и не можем их отпустить. Сколько, например, страданий, вплоть до нежелания жить, от так называемой «несчастной любви» — патологической привязанности к другому человеку.

Этот дисбаланс может принять и форму экзистенциального кризиса, когда человек страдает из-за того, что не может найти смысл свой жизни, не может найти ответ на вопрос зачем и ради чего это всё. В то время, когда воодушевляющий смысл помогает преодолеть самые серьёзные проблемы. «Тот, кто знает, «зачем» жить, преодолеет почти любое «как»» (Ницше).

Трудности, тупики, неопределенность — это нормальная, естественная часть жизни. Вообще присутствующее где-то в глубине души ожидание, что жизнь должна быть лёгкой и комфортной — это большое заблуждение, которое будет постоянно разочаровывать как не соответствующее реальности. А реальность такова, что все люди, чтобы мы про них ни фантазировали, решают свои проблемы, которые только со стороны могут казаться лёгкими.

Выход в том, чтобы учиться воспринимать всё, что извне приходит как вызов нам, как задачи, требующие решения, переводить их из области страдания в область интереса.

 ( Победишь.ру 40 голосов : 3.95 из 5 )

Предыдущая беседа

1. Обет Большой Колесницы
Хо, души живых существ,
Что поднимаются и погружаются
В океане Круговорота Бытия,
Влекомые всевозможными иллюзиями,

Подобными отражению
На глади озера...
Да пребудут все они безмятежно в Махаяне -
В безграничной свободе
И абсолютном счастье.
Обращая душу в Четыре
Великих Неизмеримых Состояния,
Я приношу Обет Большой Колеснице!

Ежедневно мы огорчаемся по разным поводам. Однако это происходит только потому, что наши души привязаны к окружающему...

Человек, не сознающий благодетельности страданий, еще не начинал жить разумной, т.е. истинной, жизнью.

Все великое совершается в человечестве лишь при условии страдания. Иисус знал, что этого надо было ожидать и Ему, и Он все предвидел: и ненависть тех, власть которых Он пришел разрушить, и их тайные заговоры, и их насилия, и неблагодарную измену того народа, которого болезнь Он излечивал, которого в пустыне старого общества Он питал небесным хлебом Своего слова; Он предвидел и крест, и...

Один учитель говорит: "О, щедрый Бог, как хорошо мне будет, если моя любовь принесет тебе плоды!"

Господь говорит каждой любящей душе: Я был ради вас человеком, если вы не станете ради Меня богами, то будете ко мне несправедливы.

Моей божественной природой обитал Я в вашей человеческой природе, так что никто не знал Моей божественной власти и Меня видели странствующим, как всякого другого человека. Так и вы должны скрыть вашу человеческую природу в Моей божественной природе, дабы никто не...

Когда посетителей бывает мало, беседы Махараджа принимают более непринужденный и интимный характер. Но когда его маленькая комната оказывается полностью заполненной, он в первую очередь спрашивает, есть ли у кого-нибудь вопросы, и обычно добавляет ограничивающие или, скорее, суживающие условия, состоящие в том, что вопрос не должен относится к тому, что человек должен или не должен делать в этом мире. Другими словами, вопросы должны задаваться без отождествления с телом! Это ограничение, как...

Страдание - это факт человеческой жизни. Одни люди страдают больше, другие - меньше, но никто не может полностью избежать страдания. И хотя значительная часть из переживаемого нами страдания является излишней и ненужной - возникая как результат нашего отождествления, состояния сна и порочных слабостей - многие из испытываемых нами в повседневной жизни страданий являются неизбежными.

Можно сказать, что страдание является частью воплощённого человеческого состояния. Страдал Христос, страдали...

Существует широко распространенное мнение, что земная обитель есть юдоль страданий, и поэтому ни одному человеку не дано их избежать. Будда прямо заявил, что жизнь – это страдание и, что греха таить, каждому из живущих оно знакомо не понаслышке. Однако какова природа страдания? Можно ли любой дискомфорт или ощущение боли назвать страданием? Что превращает боль в страдание?

Рассмотрим эти вопросы на примере чувства голода. В обычной ситуации ощущение голода есть вполне здоровое проявление нашей...

Когда чтущие заповеди Божьи лишатся всякой защиты гражданских законов, в различных странах одновременно начнется движение, направленное на их уничтожение. И когда приблизится назначенное в указе время, люди будут составлять заговор, чтобы истребить ненавистную секту.

Будет решено однажды ночью нанести решительный удар, который бы навсегда заставил умолкнуть обличающий, протестующий голос.

Народ Божий - кто в тюремных камерах, кто в потаенных убежищах лесов и гор - все еще взывает к...

"Он показал мне яркость этого мира".

Так мой учитель, Аджаан Фуанг, однажды охарактеризовал то, чем он обязан своему учителю, Аджаану Ли. Его слова застали меня врасплох. Я лишь недавно начал учиться у него, недавно из вуза, где меня учили, что серьезные буддисты нигилистически и пессимистично смотрят на мир.

Но тут был человек, отдавший жизнь практике учений Будды, и при этом говорящий о яркости этого мира. Конечно, под яркостью он не подразумевал удовольствия, связанные с искусством...

На свете счастья нет, но есть покой и воля
А. С. Пушкин

Буддизм и его восьмеричный путь стоят на четырех благородных истинах, а точнее - на первой фундаментальной истине о дукхе (страдании), от которой, как от печки, Гаутама и всего его последователи и пляшут. Главный изъян этой истины, не позволяющей большинству людей её принять и, следовательно, последовать за ними, это несогласие с утверждением, что жизнь - это, так или иначе, страдание.

Исправить этот изъян сейчас несложно. Достаточно понять, что каждый человек все время переполнен подавленной печалью из-за того, что мир и он сам в нем не таковы, как бы хотелось, и подавленной тревогой, то есть страхом, что дальше будет так же, если не хуже. /Более точный перевод палийского слова «дукха» - «беспокойная неудовлетворенность», беспокойство - синоним тревоги, неудовлетворенность - печали./

Подавленные отрицательные эмоции не осознаются, однако от этого их негативное действие никуда не девается. Постоянный характер этого действия вызывает привыкание, и лишь когда человек получает то, что желает, или избавляется от того, чего боялся, действие печали и тревоги вдруг прекращается и он испытывает кратковременное облегчение и радость. Но они быстро уходят, давление негативных эмоций восстанавливается. Именно поэтому счастье и радость так быстротечны. Ведь человек почти всегда находится в состоянии бессознательного, неосязаемого страдания. Так что кого не копни - все страдают, хотя привыкли и не отдают себе в этом отчет. И с этим нужно что-то делать. Теперь, приняв эту истину, можно двигаться к следующей.

Причиной страдания являются желания (жажда - танха, тришна). Действительно, источник печали - неудовлетворенные желания. Источник страха и тревоги - тоже желания, только с обратным знаком - нежелание получить нежелаемое - боль, потери, страх, смерть. Способ прекратить страдания, печаль и тревогу - избавиться от этих желаний. Это третья благородная истина. А четвертая - что существует путь, на котором можно избавиться от желаний и страданий: восьмеричный путь. Теперь перейдем к нему.

На распространенное религиозное толкование восьмеричного пути, которое превратило его список заповедей монашеских запретов, мы обращать внимание не будем, а рассмотрим его с позиции духовной школы, которой он когда-то был, соответствующей восьмерично разделенной пракрити из Бхагавадгиты:

(две предварительные ступени)

1. Правильные идеи, представления, взгляды (диттхи), то, с чего начинается выбор Пути (земля).

2. Правильная цель, решимость, намерение, стремление (санкаппа), с чего начинается сам Путь (вода).

(три подготовительные, очищающие направления Пути)

3. Правильная речь (вача), начало Пути в уме, его сознательной, мыслящей части (огонь).

4. Правильное действие (камманта), начало Пути тела, очищения тела и воли (воздух).

5. Правильная жизнь и смерть (аджива), начало Пути Сердца, очищения эмоций (эфир).

(три практики основной части Пути)

6. Правильное усилие (ваяма), в волевой части ума (манас), например, методами удержания и шаматха (остановка, см. соответствующие правила Накшбанди)

7. Правильное памятование (сати, смрити), в сознающей части ума (буддхи), к которым относятся все практики концентрации и сосредоточения

8. Правильное созерцание (самадхи), в воспринимающей части ума, связанной с индивидуальным сознанием (аханкара), например методом випассаны.

Ясно, что это путь Ума, а это штука сложная. Немудрено тут запутаться, что буддизм, как Путь, и сделал, распавшись на множество направлений и толков, утеряв простую и ясную истину, принесенную в мир Шакьямуни. Так как же он предлагал избавляться от желаний? Через какую конкретно практику работы с умом, медитацию, можно достигнуть пресловутого просветления, нирваны?

Внятного ответа на этот вопрос вы сходу не найдете, и это считается нормальным. Практикуй, мол, под руководством знающих, и таинственным образом когда-нибудь, может, и откроется неизреченное и непроизносимое, ясное и спокойное понимание всего, а желания и всякое колышущееся помрачение исчезнут без следа. Проблема только в том, что куда-то все достигшие самадхи, просветления и нирваны бодхисатвы подевались, а пробовать вслед за неудачниками с гарантией неуспеха не хочется.

Попробуем сами восстановить события. Описание дхъяны, медитации, которой воспользовался, сидя под фикусовым деревом, Гаутама, чтобы пробудиться, стать Буддой, можно найти в Бхагават-гите, она ничем не отличается от йогической, за исключением отсутствия обращения к Богу. Состояние ума, в котором отсутствует привязанность к плодам дел и объектам чувств и, в конечном счете, присутствует успокоенность и отрешенность от желаний - это понятная, желательная стартовая площадка для Будды, его контекст, а не результат финальной практики.

Таким результатом могло стать только взрывное осознание отсутствия «Я», Эго, ложного центра бытия и ума человека, вера в существование которого является главной опорой командно-волевой, бессознательной части ума, в которой сосредоточены все идеи и ценности ума, с помощью которых он оценивает, судит реальность и принимает решения. Выход сознания Гаутамы за пределы этого обусловленного ума, освобождение от него, обесточивание его, слияние с воспринимающей частью ума и всей окружающей его и внутри существующей реальностью в просветленном созерцании (самадхи, пряджня), без искажающего фильтра командного ума, соединение, слияние с энергией сознания высших планов превратила Гаутаму в Будду и позволила начать передачу этой энергии и нового видения ученикам, формируя сангху, школьную общину.

Потом это фундаментальное открытие буддизма по-разному осмыслялось и выражалось в разных школах как не-разделение и единое сознание (алая-виджняна, татхагатагарбха), изначально совершенное присутствие (ригпа), как недвойственнось (адвайта), пустотная основа (шунья), анитья (непостоянство), а главное - анатмавада (отсутствие Я и души), анатман. Собственно, основным и кардинальным различием буддизма и веданты стало это принципиальное отрицание буддизмом души - атмана, атмы и, соответственно, Брахмана, Бога. Картина мира и цель буддизма в связи с этим стала попахивать суицидальными чертами стремления к абсолютному самоубийству, растворению в покое ничто, да и как еще можно трактовать положение о главной цели как необходимости успокоения взаимообусловленного волнения дхарм, кроме которого, по буддийскому пониманию, ничего и нет. На самом деле буддисты просто убирали в уме все препятствия для уничтожения Эго, это практическое упражнение, не более того.

Буддизм как школа полностью завязан на Гаутаму и на передачу от учителя к ученику, без которой далеко по этому Пути продвинуться невозможно. Эта необходимость передачи сохранилась во всех оставшихся школах и в религии буддизма, суть которой в распространении среди людей желания избавиться от желаний, тренировать внимание, а также, по возможности, не причинять лишней боли живому. А буддийский способ избавиться от желаний - уничтожение своего Эго - держится неявно как бы в секрете - и потому, что это невероятно трудно, и потому, что это непривлекательно для последователей.

Почему буддизм, несмотря на отдельные успехи, повсеместно пришел в упадок? Буддизм как учение практической работы с телом ума, как Путь Ума, к сожалению, так и не стал Путем Сознания. Практика концентрации внимания на объектах, практика сосредоточения помогала очистить ум, но не выйти за его пределы, а ведь именно это было конечной целью практикующих. Сравнительно простой, постепенный способ разотождествиться с умом с помощью работы с расширением сознания буддистам оказался недоступен. Они всегда шли трудным путем штурма пределов ума через концентрацию и волевое удержания внимания, и это сверхусилие изредка давало мгновенный прорыв в просветление, а в остальных случаях, то есть почти всегда - ничего, кроме повышения дисциплины ума и отрешенности.

Однако сегодня, когда понимание природы ума и сознания серьезно продвинулось, идущим путями буддизма достаточно добавить в свои практики наши современные практики осознанности, подтянуть осознание тела и эмоций - и прорывы к просветлению перестанут быть исключением из правил. Буддизм и его разнообразные школы, пожалуй, наименее агрессивные духовные школы современности, и мирное распространение определенных открытий нашей Школы в их среде могло бы совершить революционный переворот в результативности их духовной работы над собой. Почему бы, при случае, если Господь сподобит, не вдохнуть в эти старые, самые старые из действующих, мехи - новое вино осознанного просветления? Хотя обусловленность ума современных буддистов, заваленного всевозможными древними практиками, понятиями и текстами, зашкаливает, отсутствие реального результата, будучи вдруг осознанным, - тоже результат. Цель-то одна - выйти из своей реки в океан единого сознания и осознания, в нирвану. А там, в океане, уже невозможно будет не увидеть Господа - даже буддисту.

Надо ли пытаться избавиться от любой боли, как утешать того, кто предъявляет счет Богу, и почему человек плачет всегда «не просто так» – обсудили богословы и психологи

14 декабря в ПСТГУ прошла конференция «Страдание и особенности оказания помощи страдающим людям в церковной и светской практике». Центральными выступлениями конференции стали два доклада – декана богословского факультета ПСТГУ протоиерея Павла Хондзинского и доктора психологических наук Фёдора Ефимовича Василюка, которые с разных сторон раскрыли тему избавления от страдания.

Человек обезболенный

Доклад протоиерея Павла Хондзинского «Человек обезболенный» был посвящён тому влиянию, которое оказало на мировосприятие современного человека изобретение обезболивания.

Достаточно долго страдания воспринимались в христианской традиции как дар, принятие которого «как необходимого условия для приближения ко Христу не подвергалось сомнению ни на Востоке, ни на Западе». Протоиерей Павел напомнил, что ещё в XVII веке Блез Паскаль воспринимал горе как добровольную жертву человека: «Человеку не зазорно отдаться во власть горя, но зазорно отдаться во власть наслаждения. Горе вовсе не пытается нас соблазнить, не вводит в искушение, это мы сами по собственной воле склоняемся перед ним, признаем его власть и значит, остаемся хозяевами положения, мы покорны себе, и только себе, меж тем как, наслаждаясь, становимся рабами наслаждения. Умение распоряжаться, владеть собой всегда возвеличивает человека, рабство всегда покрывает его позором».

Докладчик напомнил также изречение апостола Петра о том, что несправедливые страдания угодны Богу. «То угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо» (1 Пет.2: 19).

«Это странное для современного человека утверждение, очевидно, можно истолковать следующим образом, - размышляет о. Павел. - Падший человек обречен на страдания, в свитке жизни его, по словам пророка Исайи, написано рыдание, жалость и горе. Причем эти страдания, будучи следствием первородного греха, никак не могут быть названы несправедливыми. Только Христос в собственном смысле слова страдает несправедливо (невинно), так как Он подобен нам во всем кроме греха. Однако Его искупительные страдания, не уничтожая общность закона страдания, созидают в то же время возможность невинного страдания для тех, кто приобщился к ним через Церковь. Теперь тот, кто страдает несправедливо, помышляя о Боге, страдает в этом смысле невинно и тем самым приближается ко Христу».

Таким образом, с точки зрения христианской антропологии, именно несправедливые страдания можно назвать добровольной жертвой человека, приближающей его к Богу.

Однако к XVII столетию взгляд на проблему страдания меняется. Отныне несправедливые страдания воспринимаются уже как повод высказать упрёки Божеству. Так появляется необходимость в оправдании Бога, параллельно возникает соответствующий жанр теодицеи.

Ещё более чем через сто лет ситуацию кардинально меняет технический прогресс. 16 октября 1846 года в Бостонской клинике Уильям Мортон впервые успешно проводит операцию по удалению пациенту опухоли на шее с применением анестезии.

«Именно тогда, поврежденность падшей человеческой природы как бы соразмерно компенсировалась достижениями технического прогресса. Человек не перестал быть падшим, но словно бы вернул себе (точнее решил, что вернул себе) свойства первозданного Адама», - говорит о. Павел Хондзинский.

Церковная оценка нового открытия появилась не сразу: «Лишь в феврале 1957 года Римский Папа Пий XII подтвердил, что «христианский долг отрешения и внутреннего очищения не является препятствием для применения анестезии». Соборная оценка анестезии Восточной Церковью не выносилась.

Однако появление анестезии оказало глубокое влияние не только на медицину, но и на мировосприятие современного человека в целом. «Анестезия прочно овладела не только телесной, но и душевно-духовной природой человека, чему свидетельством является бесчисленное количество предлагаемых современному человеку в том или ином виде анестизирующих душевную боль антидепрессантов и иных такого же рода средств», - отметил о. Павел.

Получив опыт существования под анестезией, современный человек активно пытается избежать всякого страдания вообще.

Отсюда – многие современные проблемы – одиночество, неспособность к состраданию, предположил о. Павел.

«Акт соприкосновения (физического или душевного) всегда потенциально чреват для меня либо собственной болью, либо необходимостью принять в соображение чужую боль, то есть со-страданием, которое есть в свою очередь страдание для меня самого. Вполне понятно теперь, что с точки зрения «человека анестезированного», если невозможно обезболить акт общения, то лучше отказаться от него совсем».

Важнейшей характеристикой «человека анестезированного» стало, по оценке докладчика, нетерпение.

«Нет жизни по заповедям без терпения, нет терпения без благодати. Однако для не знающего и не ищущего благодати современного человека этот дар подменяется проанестезированным нетерпением, оборотной стороной которого, очевидно, должны стать все сокращающиеся периоды между приемами анестезии и все большая неспособность обойтись без нее».

Множество современных проблем возникает, по словам о. Павла, именно из-за такого нетерпения:

«Подростки кончают жизнь самоубийством, получив плохую оценку в дневнике или не обнаружив достаточного количества лайков под своими фотографиями в соцсетях. По данным ВОЗ к 2020 году депрессия выйдет на первое место в структуре заболеваемости и будет отмечаться у 60% населения, а смертность от тяжелых депрессий, зачастую приводящих к суицидам, выйдет на 2 место среди других причин смертности».

В конце концов, идея анестезии, по мысли докладчика, подменила собой идею анастазиса – воскресения.

Парадоксализируя тему, о. Павел вводит понятие «человека обезболенного»: «Человек анестезированный» есть человек, не знающий угрызений совести, не отвечающий за свои желания и поступки, не имеющий терпения, одинокий и боящийся любви».

Значит ли это, что о. Павел выступает против применения обезболивающих средств? Нет. «На вопрос, надо ли облегчать страдания людей? – должен следовать однозначный ответ – безусловно, надо: и облегчением им физической боли и со-страданием, которое есть разделение страданий с страдающим».

Страдание взыскует смысла

Доктор психологических наук Фёдор Ефимович Василюк осветил тему страдания с другой стороны – как помочь человеку пережить страдание.

Страдание другого человека ставит нас перед необходимостью сострадания. В этой ситуации, по мнению докладчика, возможны три реакции - теодицея, аскеза и утешение страждущего. В необходимости утешать страждущего психологи и священники близки. При этом переживание, по словам психолога, - это не просто эмоциональное состояние, но большая мыслительно-структурирующая работа.

«Переживание как переживание утраты - это труд по новому нахождению опор и выстраиванию страдания.

Вообще слово «страдание» происходит от слова «страда» - по Далю, «тяжёлая ломовая работа, натужные труды».

При этом психолог, который помогает клиенту пережить страдание, не находится в позиции натуралиста, он вовлечён сострадать. М.М.Бахтин говорил о существовании трёх форм сострадания - содействии, совете и сочувствии. Психолог не в силах сделать ни первого, ни второго, ему остаётся душепопечение».

Конечно же, утешая человека, нужно помнить, что часто он сам создаёт ситуации, от которых страдает. Нужно доверить ему зону ближайшего развития. Нужно позволить ему перенести ту боль, которую он в состоянии перенести. Однако часто любое выражение любви со стороны окружающих в этот момент становится для людей поддержкой и помогает им легче пережить боль.

«Переживание, - заявил Фёдор Василюк, - взыскует смысла. Переживание бессмысленное - одно, переживание, наполненное смыслом, - другое. Все мы помним кабинеты стоматологов советского времени, больше похожие на пыточные. Но боль по дороге к стоматологу и по дороге от него – это разная боль».

Иногда нахождение или конструирование смысла позволяет легче пережить и боль физическую.

«Помню одну бабушку – ей было за девяносто, она почти ничего не видела, и у неё очень болела нога. В минуты, когда боль становилась особенно невыносимой, она говорила: «Пусть оно болит ещё больше, но пусть у внучки будет всё хорошо с мужем».

Очевидно, она думала, что на семью страдание распределяется как-то совместно: если одним побольше, то другим поменьше – давайте простим ей это заблуждение. Но оно придавало её страданиям смысл.

Ещё помню, как отец Дмитрий Овсянников рассказывал о заключённом, который в тюрьме уверовал. И вот, по совету духовника, он превратил свою камеру в келью и начал учится монашеской молитве. Внешне ничего не изменилось – изменилось его отношение.

Это не бегство от страдания, но ситуация, когда оно перестаёт быть врагом, служит средством помощи близким или молитвы».

Кроме того, по наблюдению докладчика, переживание всегда диалогично. Человек всегда плачет не просто так, он плачет “кому-то”. Иногда непонятная адресованность искажает отношения вокруг человека, надо ему помочь самому понять её.

«Например, однажды ко мне пришёл человек без носа. У него были определённые расстройства на фоне шизофрении, что тоже накладывало отпечаток на ситуацию. Когда-то он был влюблён, но избранница его отвергла. Он посчитал, что причина этого – его внешность, и сделал пластическую операцию, потом вторую, третью, на четвёртой нос пришлось просто удалить.

Но теперь он пришёл с другой проблемой: «Я прочёл всю «Библию» несколько раз, я много ездил по монастырям и паломничествам. В Библии написано, что Бог не даёт испытаний выше сил, но я – именно тот человек, которому он дал такие испытания».

Я почувствовал, что этот человек пришёл не с защитой, а с обвинением. Если бы я произнёс какие-то стандартные увещевания, он бы просто констатировал, что ещё в одном месте ему не помогли. Но я также почувствовал, что всё сказанное адресовано не мне. И тогда я сказал:

Я правильно понял, что Вы много страдали, искали смысл, обращались с этим вопросом к Богу, но не получили ответа?

Да, - ответил мой клиент, подумав, - Бог молчит, жизнь проходит, и мне страшно.

В его понимании ничего не изменилось, но он вышел из позиции всеобщего обвинения, и стал возможен диалог».

Также, по мнению Ф. Е. Василюка, важно соотношение душевного и духовного в помощи.

Холодный призыв молиться неуместен для раненого, нужно прежде облегчить его боль.

В качестве примера докладчик привёл эпизод из романа Достоевского, когда к старцу Зосиме пришла женщина, недавно потерявшая ребёнка. Обычные увещевания о том, что младенец непременно находится у Господа, на неё не действовали. И тогда старец сказал: «Не утешайся и плачь! Но помни, что всякий раз сынок на тебя смотрит и Господу указывает. И надолго тебе этого материнского плача хватит. И в конце превратиться он в тихую радость».

С женщины было снято обвинение в неблагочестивом страдании, к её страданию проявлено даже уважение. Страдание было ей разрешено, но на дерево страдания была привита ветка молитвы. Меняется перспектива страдания - не “ты смотри на небо”, но “сын на тебя оттуда смотрит”. В итоге ситуация горя «разомкнулась», стала восприниматься в более широкой перспективе, и общение с Богом оказалось возможным.

Нисхождение во ад

Разговор о страдании – важен, но и мучителен. Как советовать тут что-то, не имея собственного опыта проживания страданий? Теоретический разговор важен, но может оказаться как острый нож, причиняющий лишние муки. «Кто сам не страдал, не должен предписывать страдания другим», - сказал об этом же о. Павел Хондзинский.

В заключение хотим процитировать слова уже покойного священника, помогавшего онкобольным детям и их родителям – о. Георгия Чистякова. Отец Георгий, как нам кажется, расставляет наиболее важные акценты в этом разговоре:

«В наших храмах среди святых икон довольно заметное место занимает «Нисхождение во ад» - Иисус на этой иконе изображен спускающимся куда-то в глубины земли, а вместе с тем и в глубины человеческого горя, отчаяния и безнадежности. В Новом Завете об этом событии вообще не говорится, только в Апостольском символе веры есть об это два слова - descendit ad inferos («спустился во ад»), и довольно много в наших церковных песнопениях.

Иисус не только страдает сам, но и спускается во ад, чтобы там разделить боль других.

Он всегда зовет нас с собою, говоря нам: «По мне гряди». Часто мы стараемся, действительно, идти вслед за ним. Но тут…

Тут мы стараемся не видеть чужой боли, зажмуриваем глаза, затыкаем уши. В советское время мы прятали инвалидов в резервациях (как, например, на Валааме), чтобы никто их не видел, как бы жалея психику своих соотечественников. Морги в больницах часто прятали на заднем дворе, чтобы никто никогда не догадался, что здесь иногда умирают. И проч., и проч. Мы и теперь, если считаем себя неверующими, пытаемся играть со смертью в «кошки-мышки», делать вид, будто ее нет, как учил Эпикур, отгораживаться от нее и т.д.. Иными словами, чтобы не бояться смерти, используем что-то вроде анальгетика.

Если же мы считаем себя верующими, то поступаем не лучше: говорим, что она не страшна, что на то воля Божия, что не надо горевать по усопшему, потому что тем самым мы ропщем на Бога и проч. Так или иначе, но подобно неверующим также отгораживаемся от боли, заслоняем себя от нее инстинктивно, словно от удара занесенной над нами руки, то есть тоже используем если не наркотик, то во всяком случае анальгетик.

Это для себя. А для других мы поступаем еще хуже. Человеку, которому больно, пытаемся внушить, что это ему только кажется, причем кажется, ибо он Бога не любит и т.д. и т.п. А в результате человека, которому плохо, тяжело и больно, мы оставляем наедине с его болью, бросаем одного на самом трудном месте жизненной дороги.

А надо бы просто спуститься с ним вместе в ад вслед за Иисусом - почувствовать боль того, кто рядом, во всей ее полноте, неприкрытости и подлинности, разделить ее, пережить ее вместе».