Критика произведения мертвые души. Критики о поэме «Мертвые души» и творчестве Н

«Мертвые души» — поэма на века. Пластика изображаемой действительности, комичность ситуаций и художественное мастерство Н.В. Гоголя рисуют образ России не только прошлого, но и будущего. Гротескная сатирическая реальность в созвучии с патриотическими нотками создают незабываемую мелодию жизни, которая звучит сквозь столетия.

Коллежский советник Павел Иванович Чичиков отправляется в дальние губернии, чтобы купить крепостных. Однако его интересуют не люди, а только фамилии умерших. Это необходимо для подачи списка в опекунский совет, что «обещает» большие деньги. Дворянину с таким количеством крестьян были все двери открыты. Для реализации задуманного он наносит визиты помещикам и чиновникам города NN. Все они обнаруживают свой корыстный нрав, поэтому герою удается заполучить желаемое. Также он планирует выгодную женитьбу. Однако итог плачевен: герой вынужден бежать, так как его планы становятся общеизвестными благодаря помещице Коробочке.

История создания

Н.В. Гоголь считал А.С. Пушкина своим учителем, «подарившем» благодарному ученику сюжет о похождениях Чичикова. Поэт был уверен, что только Николаю Васильевичу, обладающему от бога неповторимым талантом, подвластно реализовать эту «задумку».

Писатель любил Италию, Рим. На земле великого Данте он приступил к работе над книгой, предполагающей трёхчастную композицию, в 1835 году. Поэма должна была быть похожей на «Божественную комедию» Данте, изображать погружение героя в ад, его странствия в чистилище и воскрешение его души в раю.

Творческий процесс продолжался в течение шести лет. Замысел грандиозной картины, изображающей не только «всю Русь» настоящую, но и будущую, раскрывал «несметные богатства русского духа». В феврале 1837 года умирает Пушкин, «священным завещанием» которого для Гоголя становятся «Мертвые души»: «Ни одна строка не писалась без того, чтобы я не воображал его перед собою». Первый том был завершён летом 1841 года, однако не сразу нашёл своего читателя. У цензуры вызвала возмущение «Повесть о капитане Копейкине», а название привело в недоумение. Пришлось пойти на уступки, начав заголовок с интригующей фразы «Похождения Чичикова». Поэтому книга была опубликована лишь в 1842 году.

Спустя некоторое время, Гоголь пишет второй том, но, недовольный получившимся результатом, сжигает его.

Смысл названия

Название произведения вызывает противоречивые толкования. Использованный приём оксюморона рождает многочисленные вопросы, на которые хочется поскорее получить ответы. Заголовок символичен и многозначен, поэтому «тайна» открывается не каждому.

В прямом значении, «мертвые души» — это представители простого народа, ушедшие в мир иной, но ещё числящиеся за своими хозяевами. Постепенно происходит переосмысление понятия. «Форма» как бы «оживает»: реальные крепостные, со своими привычками и недостатками, предстают перед читательским взором.

Характеристика главных героев

1. Павел Иванович Чичиков – «господин средней руки». Несколько приторные в обращении с людьми манеры не лишены изысканности. Воспитан, опрятен и деликатен. «Не красавец, но и не дурной наружности, не … толст, ни …. тонок…». Расчетлив и осторожен. Коллекционирует ненужные безделушки в своем ларчике: авось, пригодится! Во всем ищет выгоду. Порождение худших сторон предприимчивого и энергичного человека нового типа, противопоставленного помещикам и чиновникам. О нем мы написали подробнее в сочинении «».
2. Манилов — «рыцарь пустоты». Белокурый «сладенький» болтун «с голубыми глазами». Скудость мысли, уход от реальных трудностей он прикрывает прекраснодушной фразой. В нём отсутствуют живые стремления и какие-либо интересы. Его верные спутники — бесплодное фантазерство и бездумная болтовня.
3. Коробочка — «дубинноголовая». Пошлая, глупая, скупая и прижимистая натура. Отгородилась от всего окружающего, замкнувшись в своем имении – «коробке». Превратилась в тупую и жадную женщину. Ограниченна, упряма и бездуховна.
4. Ноздрев — «исторический человек». Запросто может приврать, что ему заблагорассудится, и обмануть кого угодно. Пустой, вздорный. Мнит себя широкой натурой. Однако поступки обличают безалаберного, сумбурно – безвольного и одновременно наглого, беспардонного «самодура». Рекордсмен по попаданию в каверзные и нелепые ситуации.
5. Собакевич — «патриот русского желудка». Внешне напоминает медведя: неповоротливого и неуемного. Совершенно неспособен понять самых элементарных вещей. Особый тип «накопителя», умеющего быстро приспосабливаться к новым требованиям современности. Ничем не интересуется, кроме ведения хозяйства. мы охарактеризовали в одноименном эссе.
6. Плюшкин — «прореха на человечестве». Существо непонятного пола. Яркий образец нравственного падения, полностью утратившего свой естественный облик. Единственный персонаж (кроме Чичикова), имеющий биографию, «отражающую» постепенный процесс деградации личности. Полнейшее ничтожество. Маниакальное накопительство Плюшкина «выливается» в «космические» масштабы. И чем больше им овладевает эта страсть, тем меньше в нем остается от человека. Его образ мы подробно разобрали в сочинении .

Жанр и композиция

Изначально произведение зарождалось как авантюрно — плутовской роман. Но широта описываемых событий и историческая правдивость, будто «спрессованные» между собой, дали повод «заговорить» о реалистическом методе. Делая точные замечания, вставляя философские рассуждения, обращаясь к разным поколениям, Гоголь насыщал «своё детище» лирическими отступлениями. Нельзя не согласиться с тем мнением, что творение Николая Васильевича — комедия, так как в ней активно используются приемы иронии, юмора и сатиры, наиболее полно отражающие абсурд и произвол «эскадрона мух, господствующего на Руси».

Композиция кольцевая: бричка, въехавшая в город NN в начале повествования, покидает его после всех перипетий, произошедших с героем. В это «кольцо» вплетаются эпизоды, без которых целостность поэмы нарушается. В первой главе даётся описание губернского города NN и местного чиновничества. Со второй по шестую главы автор знакомит читателей с помещичьими усадьбами Манилова, Коробочки, Ноздрева, Собакевича и Плюшкина. Седьмая – десятая главы — сатирическое изображение чиновников, оформление состоявшихся сделок. Вереница перечисленных событий завершается балом, где Ноздрев «повествует» об афёре Чичикова. Реакция общества на его заявление однозначна — сплетни, которые, как снежный ком, обрастают небылицами, нашедшими преломление, в том числе, в новелле («Повесть о капитане Копейкине») и притче (о Кифе Мокиевиче и Мокии Кифовиче). Ввод этих эпизодов позволяет подчеркнуть, что судьба отчизны напрямую зависит от людей, в ней проживающих. Нельзя равнодушно взирать на творящиеся вокруг безобразия. Определённые формы протеста в стране зреют. Одиннадцатая глава — биография образующего сюжет героя, разъясняющая, чем он руководствовался, совершая то или иное деяние.

Связующей композиционной нитью является образ дороги (вы можете больше узнать об этом, прочитав сочинение « » ), символизирующий собой путь, который проходит в своём развитии государство «под скромным названием Русь».

Зачем Чичикову мертвые души?

Чичиков не просто хитрый, но и прагматичный. Его изощрённый ум готов из ничего «слепить конфетку». Не имея достаточного капитала, он, будучи неплохим психологом, пройдя хорошую жизненную школу, владея искусством «польстить каждому» и выполняя завет отца «беречь копейку», затевает великую спекуляцию. Она заключается в простом обмане «власть имущих», чтобы «нагреть руки», иначе говоря, выручить огромную сумму денег, обеспечив тем самым себя и свою будущую семью, о которой Павел Иванович мечтал.

Имена купленных за бесценок мертвых крестьян заносились в документ, который Чичиков мог отвести в казенную палату под видом залога в целях получения кредита. Он заложил бы крепостных, как брошь в ломбарде, и мог перезакладывать их всю жизнь, благо никто из чиновников не проверял физического состояния людей. За эти деньги делец купил бы и настоящих работников, и имение, и зажил бы на широкую ногу, пользуясь благосклонностью вельмож, ведь богатство помещика представители знати измеряли в количестве душ (крестьян тогда на дворянском сленге именовали «душами»). Кроме того, герой Гоголя рассчитывал снискать доверие в обществе и выгодно жениться на богатой наследнице.

Основная идея

Гимн родине и народу, отличительная черта которого трудолюбие, звучит на страницах поэмы. Золотых рук мастера прославились своими изобретениями, своим творчеством. Русский мужик всегда «на выдумку богат». Но есть и те граждане, которые тормозят развитие страны. Это порочные чиновники, невежественные и бездеятельные помещики и аферисты вроде Чичикова. Для своего же блага, блага России и мира они должны встать на путь исправления, поняв уродство своего внутреннего мира. Для этого Гоголь безжалостно высмеивает их весь первый том, однако в последующих частях произведения автор намеревался показать воскрешение духа этих людей на примере главного героя. Возможно, он почувствовал фальшь последующих глав, разуверился в том, что его мечта осуществима, поэтому сжег ее вместе со второй частью «Мертвых душ».

Тем не менее, автор показал, что главное богатство страны — широкая душа народа. Не случайно это слово вынесено в название. Писатель верил, что возрождение России начнётся с возрождения человеческих душ, чистых, незапятнанных никакими грехами, самоотверженных. Не просто верящих в свободное будущее страны, но прилагающих немало усилий на этой стремительной дороге к счастью. «Русь, куда ж несёшься ты?». Этот вопрос рефреном проходит через всю книгу и подчёркивает главное: страна должна жить в постоянном движении к лучшему, передовому, прогрессивному. Лишь на этом пути «дают ей дорогу другие народы и государства». О пути России мы написали отдельное сочинение: ?

Почему Гоголь сжег второй том «Мертвых душ»?

В какой-то момент в сознании писателя начинает преобладать мысль о мессии, позволяющая «предвидеть» возрождение Чичикова и даже Плюшкина. Прогрессирующее «превращение» человека в «мертвеца» Гоголь надеется повернуть вспять. Но, столкнувшись с реальностью, автор переживает глубокое разочарование: герои и их судьбы выходят из-под пера надуманными, безжизненными. Не получилось. Надвигающийся кризис в мировосприятии и стал причиной уничтожения второй книги.

В сохранившихся отрывках из второго тома отчетливо видно, что писатель изображает Чичикова не в процессе раскаяния, а в полете к пропасти. Он все-таки преуспевает в авантюрах, облачается в дьявольски-красный фрак и преступает закон. Его разоблачение не предвещает ничего хорошего, ведь в его реакции читатель не увидит внезапного прозрения или краски стыда. Ему даже не верится в возможность существования таких фрагментов хоть когда-либо. Гоголь не хотел жертвовать художественной правдой даже ради воплощения собственного замысла.

Проблематика

1. Тернии на пути развития Родины — основная проблема в поэме «Мертвые души», о которой беспокоился автор. К ним относятся взяточничество и казнокрадство чиновников, инфантильность и бездеятельность дворянства, невежество и нищета крестьян. Писатель стремился внести свой посильный вклад в процветание России, осуждая и высмеивая пороки, воспитывая новые поколения людей. Например, Гоголь презирал славословие как прикрытие пустоты и праздности существования. Жизнь гражданина должна быть полезной для общества, а большинство героев поэмы откровенно вредны.
2. Нравственные проблемы. Отсутствие норм нравственности у представителей господствующего класса он рассматривает как результат их уродливой страсти к накопительству. Помещики готовы душу вытрясти из крестьянина ради выгоды. Также на первый план выходит проблема эгоизма: дворяне, как и чиновники, думают только о своих интересах, родина для них – пустое невесомое слово. Высшее общество не заботится о простом народе, просто использует его в своих целях.
3. Кризис гуманизма. Людей продают, как животных, проигрывают в карты, как вещи, закладывают, как украшения. Рабство узаконено и не считается чем-то безнравственным или противоестественным. Гоголь осветил проблему крепостного права в России глобально, показав обе стороны медали: менталитет холопа, присущий крепостному, и самодурство хозяина, уверенного в своем превосходстве. Все это последствия тирании, пронизывающей взаимоотношения во всех слоях общества. Она разлагает людей и губит страну.
4. Гуманизм автора проявляется во внимании к «маленькому человеку», критическом разоблачении пороков государственного устройства. Политические проблемы Гоголь даже не старался обходить. Он описал бюрократический аппарат, функционирующий только на основе взяточничества, кумовства, казнокрадства и лицемерия.
5. Гоголевским персонажам присуща проблема невежества, нравственной слепоты. Из-за нее они не видят своего морального убожества и не способны самостоятельно выбраться из затягивающей их трясины пошлости.

В чём своеобразие произведения?

Авантюрность, реалистическая действительность, ощущение присутствия иррационального, философские рассуждения о земном благе – всё это тесно переплетается, создавая «энциклопедическую» картину первой половины XIX столетия.

Гоголь добивается этого использованием различных приёмов сатиры, юмора, изобразительных средств, многочисленными деталями, богатством словарного запаса, особенностями композиции.

• Важную роль играет символика. Падение в грязь «предсказывает» будущее разоблачение главного персонажа. Паук плетёт свои сети, чтобы захватить очередную жертву. Подобно «неприятному» насекомому, Чичиков искусно ведёт своё «дельце», «оплетая» помещиков и чиновников благородной ложью. «звучит» как пафос движения вперёд Руси и утверждает человеческое самосовершенствование.
• Мы наблюдаем за героями через призму «комических» ситуаций, метких авторских выражений и характеристик, данных другими персонажами, порою построенных на антитезе: «он был человек видный» — но только «на взгляд».
• Пороки героев «Мертвых душ» становятся продолжением положительных свойств характера. Например, чудовищная скупость Плюшкина – искажение былой бережливости и хозяйственности.
• В небольших по объёму лирических «вставках» — мысли писателя, нелёгкие думы, тревожное «я». В них мы чувствуем высший творческий посыл: помочь человечеству измениться к лучшему.
• Судьба людей, создающих произведения для народа или не в угоду «власть имущим», не оставляет Гоголя равнодушным, ведь в литературе он видел силу, способную «перевоспитать» общество и способствовать его цивилизованному развитию. Социальные слои социума, их позиция в отношении ко всему национальному: культуре, языку, традициям – занимают серьёзное место в авторских отступлениях. Когда же речь заходит о Руси и её будущем, сквозь века мы слышим уверенный голос «пророка», предсказывающего нелёгкую, но устремлённую в светлую мечту будущность Отечества.
• Навевают грусть философские размышления о бренности бытия, об ушедшей молодости и надвигающейся старости. Поэтому так закономерно нежное «отцовское» обращение к юношеству, от энергии, трудолюбия и образованности которого зависит, по какому «пути» пойдёт развитие России.
• Язык подлинно народен. Формы разговорной, книжной и письменно–деловой речи гармонично вплетаются в ткань поэмы. Риторические вопросы и восклицания, ритмическое построение отдельных фраз, употребление славянизмов, архаизмов, звучных эпитетов создают определённый строй речи, которая звучит торжественно, взволнованно и задушевно, без тени иронии. При описании помещичьих усадеб и их хозяев используется лексика, характерная для бытовой речи. Изображение чиновничьего мира насыщается лексикой изображаемой среды. мы описали в одноименном сочинении.
• Торжественность сравнений, высокий стиль в сочетании с самобытной речью создают возвышенно–ироническую манеру повествования, служащую развенчанию низменного, пошлого мира хозяев.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

…Не углубляясь далеко в прошедшее нашей литературы, не упоминая о многих предсказаниях "прямой критики", сделанных давно и теперь сбывшихся, скажем просто, что из ныне существующих журналов только на долю "Отечественных записок" выпала роль "прямой" критики… Давно ли многие не могли нам простить, что мы видели великого поэта в Лермонтове? Давно ли писали о нас, что мы превозносим его пристрастно, как постоянного вкладчика в наш журнал? И что же! Мало того, что это участие и устремленные на поэта полные изумления и ожидания очи целого общества, при жизни его, и потом общая скорбь образованной и необразованной части читающей публики, при вести о его безвременной кончине, вполне оправдали наши прямые и резкие приговоры о его таланте, мало того, Лермонтова принужденны были хвалить даже те люди, которых не только критик, но и существования он не подозревал и которые гораздо лучше и приличнее могли бы почтить его талант своею враждою, чем приязнию… Но эти нападки на наш журнал за Марлинского и Лермонтова ничто в сравнении с нападками за Гоголя… Из существующих теперь журналов "Отечественные записки" первые и одни сказали и постоянно, со дня своего появления до сей минуты, говорят, что такое Гоголь в русской литературе… Как на величайшую нелепость со стороны нашего журнала, как на самое темное и позорное пятно на нем, указывали разные критиканы, сочинители и литературщики на наше мнение о Гоголе… Если б мы имели несчастие увидеть гения и великого писателя в каком-нибудь писаке средней руки, предмете общих насмешек и образце бездарности, и тогда бы не находили этого столь смешным, нелепым, оскорбительным, как мысль о том, что Гоголь -великий талант, гениальный поэт и первый писатель современной России… За сравнение его с Пушкиным на нас нападали люди, всеми силами старавшиеся бросать грязью своих литературных воззрений в страдальческую тень первого великого поэта Руси… Они прикидывались, что их оскорбляла одна мысль видеть имя Гоголя подле имени Пушкина; они притворялись глухими, когда им говорили, что сам Пушкин первый понял и оценил талант Гоголя и что оба поэта были в отношениях напоминавших собою отношения Гёте и Шиллера… Гоголь первый взглянул смело и прямо на русскую действительность, и его бесконечную иронию, то ясно будет, почему ему еще долго не быть понятным, и что обществу легче полюбить его, чем понять… Впрочем, мы коснулись такого предмета, которого нельзя объяснить в рецензии. Скоро будем мы иметь случай поговорить подробно о всей поэтической деятельности Гоголя, как об одном целом, и обозреть все его творения в их постепенном развитии. Теперь же ограничимся выражением в общих чертах своего мнения о достоинстве "Мертвых душ" - этого великого произведения…

Гоголь начал свое поприще при Пушкине и со смертью его замолк, казалось, навсегда. После "Ревизора" он не печатал ничего до половины текущего года. В этот промежуток его молчания, столь печалившего друзей русской литературы и столь радовавшего литературщиков, успела взойти и погаснуть на горизонте русской поэзии яркая звезда таланта Лермонтова. После "Героя нашего времени" только в журналах (читатели знают, в каких) и альманахе Смирдина явилось несколько повестей, более или менее замечательных, но ни в журналах, ни отдельно не явилось ничего капитального, ничего такого, что составляет вечное приобретение литературы и как лучи солнечные в фокусе стекла, сосредоточивает в себе общественное сознание, в одно и тоже время возбуждая и любовь и ненависть, и восторженные похвалы, и ожесточенные порицания, полное удовлетворение и совершенное недовольство, но во всяком случае общее внимание, шум, толки и споры. Какое-то апатическое уныние овладело литературою; торжество посредственности было полное, видя, что никто ей не мешает, она овладела и романом, и повестью, и театром; она выпустила длинную фалангу уродов и недоносков, то передразнивая Марлинского в призраках, то шарлатаня французскою историею и литовскими преданиями, растягивая их на длинные Томы скучных россказней; то перебиваясь старою ветошью выдавая нам за народность грязь простонародья, за патриотизм сало и галушки, а за юмор и остроумие карикатуры нигде не бывалых идиотов, которые по воле г. сочинителя то глупы, то умны то опять глупы; то пародируя Шекспира и перелагая его драмы на русские нравы; то переводя на русский язык и русскую сцену мусор и щебень с заднего двора немецкой драматургической литературы. И вдруг, среди этого торжества мелочности, посредственности, ничтожества, бездарности, ребяческих затей детских мыслей, ложных чувств, фарисейского патриотизма, приторной народности, - вдруг, словно освежительный блеск молнии среди томительной и тлетворной духоты и засухи, является творение чисто русское, национальное, выхваченное из тайника народной жизни, столько и патриотическое, беспощадно сдергивающее покров с действительности и дышащее страстною, нервистою, кровною любовию к плодовитому зерну русской жизни; творение необъятно художественное по концепции и выполнению, по характерам действующих лиц русского быта, и в то же время глубокое по мысли, социальное, общественное и историческое… В "Мертвых душах" автор сделал такой великий шаг, что все, доселе им написанное, кажется слабым и бледным в сравнении с ними… Величайшим успехом и шагом вперед считаем мы со стороны автора то, что в "Мертвых душах" везде ощущаемо и, так сказать, осязаемо проступает его субъективность. Здесь мы разумеем не ту субъективность, которая, по своей ограниченности или односторонности, искажает объективную действительность изображаемых поэтом предметов, но ту глубокую, всеобъемлющую и гуманную субъективность, которая в художнике обнаруживает человека с горячим сердцем, симпатичною душою и духовно-личною самостью, ту субъективность, которая не допускает его с апатическим равнодушием быть чуждым миру, им рисуемому, но заставляет его проводить через свою душу живу явления внешнего мира, а через то и в них вдыхать душу живу… Это преобладание субъективности, проникая и одушевляя собою всю поэму Гоголя, доходит до высокого лирического пафоса и освежительными волнами охватывает душу читателя даже в отступлениях, как, например, там, где он говорит о завидной доле писателя, "который из великого омута ежедневно вращающихся образов избрал одни немногие исключения; который не изменял ни разу возвышенного строя своей лиры, не ниспускался с вершины своей к бедным, ничтожным своим собратьям и, не касаясь земли, весь повергался в свои далеко отторгнутые от нее и возвеличенные образы"; или там, где говорит он о грустной судьбе "писателя, дерзнувшего вызвать наружу все, что ежеминутно перед очами и чего не зрят равнодушные очи, всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь, всю глубину холодных, раздробленных, повседневных характеров, которыми кишит наша земная, подчас горькая и скучная дорога, и крепкою силою неумолимого резца дерзнувшего выставить их выпукло и ярко на всенародные очи"; или там еще, где он, по случаю встречи Чичикова с пленившею его блондинкою, говорит, что "везде, где бы ни было в жизни, среди ли черствых, шероховато-бедных, неопрятно-плеснеющих, низменных рядов ее или среди однообразно-хладных и скучно-опрятных сословий высших, - везде, хоть раз, встретится на пути человеку явленье, не похожее на все то, что случалось ему видеть дотоле, которое хоть раз пробудит в нем чувство, не похожее на те, которые суждено ему чувствовать всю жизнь; везде, поперек какими бы то ни было печалям, из которых плетется жизнь наша, весело промчится блистающая радость, как иногда блестящий экипаж с золотою упряжью, картинными конями и сверкающим блеском стекол вдруг неожиданно промчится мимо какой-нибудь заглохнувшей бедной деревушке, не видавшей ничего, кроме сельской телеги, - и долго мужики стоят, зевая с открытыми ртами, не надевая шапок, хоть давно уже унесся и пропал из виду дивный экипаж"… Таких мест в поэме много - всех не выписать. Но этот пафос субъективности поэта проявляется не в одних таких высоколирических отступлениях; он проявляется беспрестанно, даже и среди рассказа о самых прозаических предметах, как, например, об известной дорожке, проторенной забубенным русским народом… Его же музыку чует внимательный слух читателя и в восклицаниях, подобных следующему: "Эх, русский народец! Не любит умирать своей смертью!"..

Столь же важный шаг вперед со стороны таланта Гоголя видим мы и в том, что в "Мертвых душах" он совершенно отрешился от малороссийского элемента и стал русским национальным поэтом во всем пространстве этого слова. При каждом слове его поэмы читатель может говорить:

Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!

Этот русский дух ощущается и в юморе, и в иронии, и в выражении автора, и в размашистой силе чувств, и в лиризме отступлений, и в пафосе всей поэмы, и в характерах действующих лиц, от Чичикова до Селифана и "подлеца чубарого" включительно, - в Петрушке, носившем с собой свой особенный воздух, и в будочнике, который при фонарном свете, впросонках, казнил на ногте зверя и снова заснул. Знаем, что чопорное чувство многих читателей оскорбится в печати тем, что так субъективно свойственно ему в жизни, и назовет сальностями выходки вроде казненного на ногте зверя; но это значит не понять поэмы, основанной на пафосе действительности, как она есть… "Мертвые души" не соответствуют понятию толпы о романе, как о сказке, где действующие лица полюбили, разлучились, а потом женились и стали богаты и счастливы. Поэмою Гоголя могут вполне насладиться только те, кому доступна мысль и художественное выполнение создания, кому важно содержание, а не "сюжет"; для восхищения всех прочих остаются только места и частности. Сверх того, как всякое глубокое создание, "Мертвые души" не раскрываются вполне с первого чтения даже для людей мыслящих: читая их во второй раз, точно читаешь новое, никогда не виданное произведение. "Мертвые души" требуют изучения. К тому же еще должно повторить, что юмор доступен только глубокому и сильно развитому духу. Толпа не понимает и не любит его. У нас всякий писака так и таращится рисовать бешеные страсти и сильные характеры, списывая их, разумеется, с себя и с своих знакомых. Он считает для себя унижением снизойти до комического и ненавидит его по инстинкту, как мышь кошку. "Комическое" и "юмор" большинство понимает у нас как шутовское, как карикатуру, и мы уверены, что многие не шутя, с лукавою и довольною улыбкою от своей проницательности, будут говорить и писать, что Гоголь в шутку назвал свой роман поэмою… Именно так! Ведь Гоголь большой остряк и шутник и что за веселый человек, боже мой! Сам беспрестанно хохочет и других смешит!.. Именно так, вы угадали, умные люди…

Что касается до нас, то, не считая себя вправе говорить печатно о личном характере живого писателя, мы скажем только, что не в шутку назвал Гоголь свой роман "поэмою" и что не комическую поэму разумеет он под нею. Это нам сказал не автор, а его книга. Мы не видим в ней ничего шуточного и смешного; ни в одном слове автора не заметили мы намерения смешить читателя: все серьезно, спокойно, истинно и глубоко… Не забудьте, что книга эта есть только экспозиция, введение в поэму, что автор обещает еще две такие же большие книги, в которых мы снова встретимся с Чичиковым и увидим новые лица, в которых Русь выразится с другой своей стороны… Нельзя ошибочнее смотреть на "Мертвые души" и грубее понимать их, как видя в них сатиру. Но об этом и о многом другом мы поговорим в своем месте, подробнее; а теперь пусть скажет что-нибудь сам

<…>

Грустно думать, что этот высокий лирический пафос, эти гремящие, поющие дифирамбы блаженствующего в себе национального самосознания, достойные великого русского поэта, будут далеко не для всех доступны, что добродушное невежество от души станет хохотать от того, от чего у другого волосы встанут на голове при священном трепете… А между тем это так, и иначе быть не может. Высокая, вдохновенная поэма пойдет для большинства за "преуморительную шутку". Найдутся также и патриоты, о которых Гоголь говорит на 468-й странице своей поэмы и которые, с свойственною им проницательностью, увидят в "Мертвых душах" злую сатиру, следствие холодности и не любви к родному, к отечественному, - они, которым так тепло в нажитых ими потихоньку домах благонамеренной и усердной службы… Пожалуй, еще закричат и о личностях… Впрочем, это и хорошо с одной стороны: это будет лучшею критическою оценкою поэмы… Что касается до нас, мы, напротив, упрекнули бы автора, скорее, в излишестве непокоренного спокойно-разумному созерцанию чувства, местами слишком юношески увлекающегося, нежели в недостатке любви и горячности к родному и отечественному… Мы говорим о некоторых, - к счастью, немногих, хотя, к несчастию, и резких, - местах, где автор слишком легко судит о национальности чуждых племен и не слишком скромно предается мечтам о превосходстве славянского племени над ними. Мы думаем, что лучше оставлять всякому свое и, сознавая собственное достоинство, уметь уважать достоинство и в других… Об этом много можно сказать, как и о многом другом, - что мы и сделаем скоро в свое время и в своем месте.

А.И. Герцен

..."Мертвые души" потрясли всю Россию. Предъявить современной России подобное обвинение было необходимо. Это история болезни, написанная рукою мастера. Поэзия Гоголя - это крик ужаса и стыда, который издает человек, опустившийся под влиянием пошлой жизни, когда он вдруг увидит в зеркале свое оскотинившееся лицо. Но чтобы подобный крик мог вырваться из груди, надобно, чтобы в ней оставалось что-то здоровое, чтобы жила в ней великая сила возрождения.

Великий обвинительный акт, составляемый русской литературой против русской жизни, это полное и пылкое отречение от наших ошибок, эта исповедь, полная ужаса перед нашим прошлым, эта горькая ирония, заставляющая краснеть за настоящее, и есть наша надежда, наше спасение, прогрессивный элемент русской натуры.

..."Мертвые души" Гоголя- удивительная книга, горький упрек современной Руси, но не безнадежный. Там, где взгляд может проникнуть сквозь туман нечистых, навозных испарений, там он видит удалую, полную сил национальность. Портреты его удивительно хороши, жизнь сохранена во всей полноте; не типы отвлеченные, а добрые люди, которых каждый из нас видел сто раз. Грустно в мире Чичикова, так, как грустно нам в самом деле, и там и тут одно утешение в вере и уповании на будущее; но веру эту отрицать нельзя, и она не просто романтическое упование ins Blaue, а имеет реалистическую основу, кровь как-то хорошо обращается у русского в груди.

Поэзия Гоголя, его скорбный смех - это не только обвинительный акт против подобного нелепого существования, но и мучительный крик человека, стремящегося спастись прежде, чем его заживо похоронят в этом мире безумцев. Чтобы подобный крик мог вырваться из груди, надобно, чтоб в ней оставалось что-то здоровое, чтобы жила в ней великая сила возрождения. Гоголь чувствовал и многие другие чувствовали вместе с ним, - что за мертвыми душами есть души живые.

Д.Н. Овсянико-Куликовский

Отметим, что Герцен видел в поэме "горький упрек" современной ему, т. е. дореформенной, Руси. Тут сквозит мысль, что с течением времени, когда изменится порядок вещей, когда Россия обновится реформами, когда распространится просвещение, тогда исчезнут и все эти уродливые типы - Чичиковых, Маниловых, Собакевичей и т. д., исчезнут и понятия и нравы, им отвечающие. Увы! это была иллюзия. В свой черед Россия обновилась - как могла, но гоголевские типы не исчезли. Они также "обновились" и выступили в новом обличье, но с тою же пустотою в душе, с тою же обезнадеживающею темнотой и пошлостью. Сатира Салтыкова неоднократно пользовалась готовыми типами Гоголя, и в частности указывала на пореформенных Ноздревых. Этот тип, очень русский, удивительно живуч и скандалит и хулиганствует по-прежнему. Жив и Чичиков. Не исчезли ни Собакевичи, ни Маниловы... Стойкость, постоянство, живучесть этих типов зависит, очевидно, от того, что в них схвачены не временные или случайные черты, а коренные, глубоко лежащие "свойства русского человека", которые могут измениться или совсем исчезнуть только после долгого исторического процесса оздоровления русской национальной психологии.

(

15. «Мёртвые души» Гоголя: поэтика; полемика в литературной критике.

«Мёртвые души» - произведение, в котором, по словам Белинского, явилась вся Русь.

Сюжет и компози­ция "Мертвых душ" обусловлены предметом изображения - стремлением Гоголя постичь русскую жизнь, характер русского человека, судьбу России. Речь идет о принципиальном изменении предмета изображения по сравнению с литературой 20-30-х гг.: внимание художника переносится с изображения отдельной лич­ности на портрет общества. Иными словами, романический аспект жанрового содержания (изображение частной жизни личнос­ти) сменяется нравоописательным (портрет общества в негерои­ческий момент его развития). Поэтому Гоголь ищет сюжет, который давал бы возможность как можно более широкого охвата действительности. Такую возможность открывал сюжет путешест­вия: "Пушкин находил, что сюжет "Мертвых душ" хорош для меня тем, - говорил Гоголь, - что дает полную свободу изъез­дить вместе с героем всю Россию и вывести множество самых разнообразных характеров". Поэтому мотив движения, дороги, пути оказывается лейтмотивом поэмы. Совершенно иной смысл получает этот мотив в знаменитом лирическом отступлении одиннадцатой главы: дорога с несущейся бричкой превращается в путь, по которому летит Русь, "и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства". В этом лейтмотиве - и неведомые пути русского национального развития:

"Русь, куда ж несешься ты, дай ответ? Не дает ответа", предлагающие антитезу путям иных народов: "Какие искривленные, глухие, узкие, непроходимые, заносящие далеко в сторону дороги избирало человечество..." В образе дороги воплощен и житейский путь героя ("но при всем том трудна была его дорога..."), и творческий путь автора: "И долго еще определено мне чудной властью идти об руку с моими странными героями..." .

Сюжет путешествия дает Гоголю возможность создать галерею образов помещиков. При этом композиция выглядит очень рацио­нально: экспозиция сюжета путешествия дана в первой главе (Чичикова знакомится с чиновниками и с некоторыми помещика­ми, получает у них приглашения), далее следуют пять глав, в которых "сидят" помещики, а Чичиков ездит из главы в главу, скупая мертвые души. Гоголь в "Мерт­вых душах", как и в "Ревизоре", создает абсурдный художествен­ный мир, в котором люди утрачивают свою человеческую сущ­ность, превращаются в пародию на возможности, заложенные в них природой. Стремясь обнаружить в персонажах признаки омертвения, ут­рату одухотворенности (души), Гоголь прибегает к использованию предметно-бытовой детализации. Каждый помещик окружен мно­жеством предметов, способных его характеризовать. Детали, связанные с определенными персонажами, не только живут автономно, но и "складываются" в своего рода мотивы. Образы помещиков, которых посещает Чичиков, представлены в поэме контрастно, поскольку несут в себе различные пороки. Один за другим, каждый духовно ничтожнее предшествующего,следуют в произведении владельцы усадеб: Манилов, Коробочка, Ноздрев, Собакевич, Плюшкин. Если Манилов сентиментален и слащав до приторности, то Собакевич прямолинеен и груб. Полярны их взгляды на жизнь: для Манилова все окружающие - прекрасны, для Собакевича - разбойники и мошенники. Манилов не проявляет настоящей заботы о благополучии крестьян, о благосостоянии семьи; он все управление передоверил плуту приказчику, который разоряет и крестьян и помещика. Зато Собакевич - крепкий хозяин, готовый ради наживы на любое жульничество.

Бездушие Коробочки проявляется в мелочном скопидомстве; единственное, что ее волнует, - это цены на пеньку, мед; «не продешевить бы» и при продаже мертвых душ. Коробочка напоминает Собакевича скупостью,страстью к наживе, хотя тупость «дубинноголовой» доводит эти качества до комического предела. «Накопителям», Собакевичу и Коробочке, противостоят «расточители» - Ноздрев и Плюшкин. Ноздрев - отчаянный мот и кутила, опустошитель и разоритель хозяйства. Его энергия превратилась в скандальную суету, бесцельную и разрушительную.

Если Ноздрев пустил по ветру все свое состояние, то Плюшкин превратил свое в одну видимость. Ту последнюю черту, к которой может привести человека омертвение души, Гоголь показывает на примере Плюшкина, чей образ завершает галерею помещиков. Этот герой уже не столько смешон, сколько страшен и жалок, так как в отличие от предыдущих персонажей он утрачивает не только духовность, но и человеческий облик. Чичиков, увидев его, долго гадает, мужик это или баба, и, наконец, решает, что перед ним ключница. А между тем это помещик, владелец более чем тысячи душ и громадных кладовых.

Правда, в этих кладовых хлеб гниет, мука превращается в камень, сукна и холсты - в пыль. Не менее жуткая картина предстает взору и в барском доме, где все покрыто пылью и паутиной, а в углу комнаты «навалена куча того, что погрубее и что недостойно лежать на столах. Что именно находилось в этой

куче, решить было трудно», так же как трудно было «докопаться, из чего состряпан был... халат» хозяина. Как же случилось, что богатый, образованный человек, дворянин превратился в «прореху на человечестве»? Чтобы ответить на этот вопрос. Гоголь обращается к прошлому героя. (Об остальных помещиках он пишет как об уже сформировавшихся типах.) Писатель очень точно прослеживает деградацию человека, и читатель понимает, что человек не рождается чудовищем, а становится им. Значит, эта душа могла жить! Но Гоголь замечает, что с течением времени человек подчиняет себя господствующим в обществе законам и предает идеалы юности.

Все гоголевские помещики - характеры яркие, индивидуальные, запоминающиеся. Но при всем их внешнем разнообразии суть остается неизменной: владея живыми душами, сами они давно превратились в души мертвые. Истинных движений живой души мы не видим ни в пустом мечтателе, ни в крепколобой хозяйке, ни в «жизнерадостном хаме», ни в похожем на медведя помещике-кулаке. Все это лишь видимость с полным отсутствием духовного содержания, потому эти герои и смешны.

Причину омертвления души человека Гоголь показывает на примере формирования характера главного героя - Чичикова. Безрадостное детство, лишенное родительской любви и ласки, служба и пример чиновников-взяточников - эти факторы сформировали подлеца, который таков, как все его окружение.

Но он оказался более жаден в стремлении к приобретательству, чем Коробочка, черствее Собакевича и наглее Ноздрева в средствах обогащения. В заключительной главе, восполняющей биографию Чичикова, происходит окончательное его разоблачение как ловкого хищника, приобретателя и предпринимателя буржуазного склада, цивилизованного подлеца, хозяина жизни. Но Чичиков, отличаясь от помещиков предприимчивостью, тоже «мертвая» душа. Ему недоступна «блистающая радость» жизни. Счастье «порядочного человека» Чичикова основано на деньгах. Расчет вытеснил из него все человеческие чувства и сделал его «мертвой» душой.

Гоголь показывает появление в русской жизни человека нового, у которого нет ни знатного рода, ни титула, ни поместья, но который ценой собственных усилий, благодаря своему уму и изворотливости пытается сколотить себе состояние. Его идеал - копейка; женитьба мыслится им как выгодная сделка. Его пристрастия и вкусы чисто материальные. Быстро разгадав человека, он умеет по-особому к каждому подойти, тонко рассчитав свои ходы. Внутренняя многоликость, неуловимость подчеркивается и его внешностью, описанной Гоголем в неопределенных чертах: «В бричке сидел господин, ни слишком толст, ни слишком тонок, нельзя сказать, чтобы стар, однако и не так, чтобы слишком молод». Гоголь сумел разглядеть в современном ему обществе отдельные черты зарождающегося типа и собрал их воедино в образе Чичикова. Чиновники города NN еще более обезличены, чем помещики. Их мертвенность показана в сцене бала: людей не видно, повсюду муслины, атласы, кисеи, головные уборы, фраки, мундиры, плечи, шеи, ленты. Весь интерес жизни сосредоточен на сплетнях, пересудах, мелком тщеславии, зависти. Они отличаются друг от друга только размером взятки; все бездельники, у них нет никаких интересов, это тоже «мертвые» души.

Но за «мертвыми» душами Чичикова, чиновников и помещиков Гоголь разглядел живые души крестьян, силу национального характера. По выражению А. И. Герцена, в поэме Гоголя проступают «позади мертвых душ - души живые». Талантливость народа открывается в сноровистости каретника Михеева,сапожника Телятникова, кирпичника Милушкина, плотника Степана Пробки. Сила и острота народного ума сказались в бойкости и меткости русского слова, глубина и цельность русского чувства - в задушевности русской песни, широта и щедрость души - в яркости и безудержном веселье народных праздников. Безграничная зависимость от узурпаторской власти помещиков, обрекающих крестьян на подневольный, изнуряющий труд, на беспросветное невежество, порождает бестолковых Митяев и Миняев, забитых Прошек и Пелагей, не знающих, «где право, где лево. Гоголь видит, как искажаются высокие и добрые качества в царстве «мертвых» душ, как гибнут крестьяне, доведенные до отчаяния, бросающиеся в любое рискованное дело, лишь бы выбраться из крепостной зависимости.

Не найдя правды у верховной власти, капитан Копейкин, помогая себе сам, становится атаманом разбойников. «Повесть о капитане Копейкине» напоминает властям об угрозе революционного бунта в России.

Крепостническая мертвенность разрушает добрые задатки в человеке, губит народ. На фоне величественных, бескрайних просторов Руси реальные картины русской жизни кажутся особенно горькими. Обрисовав в поэме Россию «с одного боку» в ее отрицательной сущности, в «потрясающих картинах

торжествующего зла и страждущей ненависти», Гоголь еще раз убеждает, что в его пору «нельзя иначе устремить общество или даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости».

Полемика в русской критике вокруг «Мертвых душ» Гоголя.

Константин Аксаков по справедливости считался «передовым бойцом славянофильства»(С.А. Венгеров). Запомнилась современникам его юношеская дружба с Белинским по кружку Станкевича и затем резкий раз­рыв с ним. Особенно ожесточенное столкновение между ними произошло в 1842 году по поводу «Мертвых душ».

К. Аксаков написал на выход «Мертвых душ» брошюру «Не­ сколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова, или Мерт­ вые души» (1842). Белинский, также откликнувшийся (в «Оте­чественных записках») на произведение Гоголя, затем написал полную недоумений рецензию на брошюру Аксакова. Аксаков ответил Белинскому в статье «Объяснение по поводу поэмы Го­голя «Похождения Чичикова, или Мертвые души» («Москвитя­нин»). Белинский, в свою очередь, написал беспощадный разбор ответа Аксакова в статье под названием «Объяснение на объяс­нение по поводу поэмы Гоголя «Похождения Чичикова, или Мертвые души».

Затушевывая значение реализма и сатиры в произведении Гоголя, Аксаков сосредоточился на подтексте произведения, его жанровом обозначении как «поэмы», на пророческих утверждениях писателя. Аксаков выстроил целую концепцию, в которой, по существу, Гоголь объ­являлся Гомером русского общества, а пафос его произведения усматривался не в отрицании существующей действительности, а в ее утверждении.

Гомеровский эпос в последующей истории европейских лите­ратур утратил свои важные черты и обмельчал, «снизошел до ро­манов и, наконец, до крайней степени своего унижения, до фран­цузской повести». И вдруг, продолжает Аксаков, возникает эпос со всею глубиною и простым величием, как у древних- являет­ся «поэма» Гоголя. Тот же глубокопроникающий и всевидящий эпический взор, то же всеобъемлющее эпическое созерцание. На­прасно затем в полемике Аксаков доказывал, что у него нет пря­мого уподобления Гоголя Гомеру – считает Кулешов.

Аксаков указывал на внутреннее свойство таланта самого Гоголя, стремящегося связывать в стройные гармонические кар­тины все впечатления от русской жизни. Мы знаем, что такое субъективное стремление у Гоголя было и, отвлеченно говоря, славянофильская критика правильно на него указывала. Но это наблюдение тут же обесценивалось ими начисто, поскольку та­кое «единство» или такая «эпическая гармоничность» таланта Гоголя были призваны в их глазах уничтожить Гоголя-реалиста. Эпичность убивала в Гоголе сатирика - обличителя жизни. Ак­саков готов отыскивать «человеческие движения» в Коробочке, Манилове, Собакевиче и тем самым облагородить их как времен­но заблудившихся людей. Носителями русской субстанции ока­зывались примитивные крепостные люди, Селифан и Петрушка. Белинский высмеивал все эти натяжки и стремления уподо­бить героев «Мертвых душ» героям Гомера. По заданной самим же Аксаковым логике Белинский с сарказмом провел напраши­вающиеся параллели между героями: «Если так, то, конечно, почему бы Чичикову не быть Ахиллом русской «Илиады», Собакевичу - Аяксом неистовым (особенно во время обеда), Мани­лову - Александром Парисом, Плюшкину - Нестором, Селифану - Автомедоном, полицеймейстеру, отцу и благодетелю горо­да,- Агамемноном, а квартальному с приятным румянцем и в лакированных ботфортах - Гермесом?..» .

Белинский, видевший в Гоголе главное, т. е. реалиста, действительно, до выхода «Мертвых душ» и даже, точнее, до полемики с К. Аксаковым не задавался вопросом о «двойственности» Гоголя и оставлял в тени проповеднические «замашки» писателя

Чтобы сопоставление Гоголя с Гомером выглядело не слиш­ком одиозным, Аксаков выдумал сходство между ними еще «по акту создания». Заодно на равную ногу поставил он с ними и, Шекспира. Но что такое «акт создания», «акт творчества»? Это надуманная, чисто априорная категория, цель которой - запу­тать вопрос. Кто и как измерит этот акт? Белинский предлагал вернуться к категории содержания: оно-то, содержание, и долж­но быть исходным материалом при сравнении одного поэта с другим. Но уже было доказано, что у Гоголя нет ничего общего с Гомером в области содержания.

Белинский же настаивал на том, что перед нами не апофеоз русской жизни, а ее обличение, перед нами современный роман, а не эпопея... Аксаков пытался лишить произведение Гоголя социального и сатирического значения. Белинский это хорошо уловил и решительно оспорил. Насторожили Белинского лирические места в «Мертвых душах

Думается, уже в полемике о «Мертвых душах» (1842), высмеивавших «меньшинство», привилегированную верхушку, Белинский старался уловить народную точку зрения, с которой Гоголь вершил свой суд.

Белинский высоко оценивал произведение Гоголя за то, что оно «выхвачено из тайника народной жизни» и проникнуто «нервистою, кровною любовию к плодовитому зерну русской жизни» («Похождения Чичикова, или Мертвые души»). Этим плодовитым зерном был, конечно, народ, к нему питал любовь Гоголь, в борьбе за его интересы нарисовал отвратительные типы помещиков и чиновников. Гоголь понимал задачу своей «поэмы» как общенациональную, вопреки своему реалистическому методу, своей сатире. Он считал, что рисует русских людей вообще и вслед за отрицательными образами помещиков нарисует положительные. На этой линии и произошло расхождение между Белинским и Гоголем. Даже похвалив сначала лирический пафос в «Мертвых душах» как выражение «блаженствующего в себе национального самосознания», Белинский в ходе полемики затем снял свои похвалы, увидев в этом лиризме совсем другое: обещания Гоголя в следующих частях «Мертвых душ» идеализировать Русь, т. е. отказ от суда над социальным злом. Это означало полное извращение самой идеи народности

Ошибка Гоголя, по Белинскому, состояла не в том, что он имел желание положительно изобразить русского человека, а я том, что он искал его не там, где нужно, среди имущих классов. Критик как бы говорил писателям: сумейте быть народными, и национальными будете.

Критика о поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души»
В. Г. Белинский
...«Мертвые души» прочтутся всеми, но понравятся, разумеется, не всем. В числе многих причин есть и та, что «Мертвые души» не соответствуют понятию толпы о романе, как о сказке, где действующие лица полюбили, разлучились, а потом женились и стали богаты и счастливы. Поэмою Гоголя могут вполне насладиться только те, кому доступна мысль и художественное выполнение создания, кому важно содержание, а не «сюжет»; для восхищения всех прочих остаются только места и частности. Сверх того, как всякое глубокое создание, «Мертвые души» не раскрываются вполне с первого чтения даже для людей мыслящих: читая их во второй раз, точно читаешь новое, никогда не виданное произведение. «Мертвые души» требуют изучения. <...>
...«Мертвые души» стоят выше всего, что было и есть в русской литературе, ибо в них глубокость живой общественной идеи неразрывно сочеталась с бесконечною художественностию образов, и этот роман, почему-то названный автором поэмою, представляет собою произведение столько же национальное, сколько и высокохудожественное. В нем есть свои недостатки, важные и неважные. К последним относим мы неправильности в языке, который вообще составляет столько же слабую сторону таланта Гоголя, сколько его слог (стиль) составляет сильную сторону его таланта. Важные же недостатки романа «Мертвые души» находим мы почти везде, где из поэта, из художника силится автор стать каким-то пророком и впадает в несколько надутый и напыщенный лиризм... К счастию, число таких лирических мест незначительно в отношении к объему всего романа, и их можно пропускать при чтении, ничего по теряя от наслаждения, доставляемого самим романом. <...>
Что касается до нас, то, не считая себя вправе говорить печатно о личном характере живого писателя, мы скажем только, что не в шутку назвал Гоголь свой роман «поэмою» и что не комическую поэму разумеет он под нею. Это нам сказал не автор, а его книга. Мы не видим в ней ничего шуточного и смешного; ни в одном слове автора не заметили мы намерения смешить читателя: все серьезно, спокойно, истинно и глубоко... Не забудьте, что книга эта есть только экспозиция, введение в поэму, что автор обещает еще две такие же большие книги, в которых мы снова встретимся с Чичиковым и увидим новые лица, в которых Русь выразится с другой своей стороны... Нельзя ошибочнее смотреть на «Мертвые души» и грубее понимать их, как видя в них сатиру... <...>
(Из статьи «Похождения Чичикова, или Мертвые души»)А. И. Герцен
...«Мертвые души» потрясли всю Россию.
Предъявить современной России подобное обвинение было необходимо. Это история болезни, написанная рукою мастера. Поэзия Гоголя - это крик ужаса и стыда, который издает человек, опустившийся под влиянием пошлой жизни, когда он вдруг увидит в зеркале свое оскотинившееся лицо. Но чтобы подобный крик мог вырваться из груди, надобно, чтобы в ней оставалось что-то здоровое, чтобы жила в ней великая сила возрождения.. (Из статьи «О развитии революционных идей в России»)...«Мертвые души» Гоголя - удивительная книга, горький упрек современной Руси, но не безнадежный. Там, где взгляд может проникнуть сквозь туман нечистых, навозных испарений, там он видит удалую, полную сил национальность. Портреты его удивительно хороши, жизнь сохранена во всей полноте; не типы отвлеченные, а добрые люди, которых каждый из нас видел сто раз. Грустно в мире Чичикова, так, как грустно нам в самом деле, и там и тут одно утешение в вере и уповании на будущее; но веру эту отрицать нельзя, и она не просто романтическое упование ins Blaue, а имеет реалистическую основу, кровь как-то хорошо обращается у русского в груди.
(Из дневника 1842 г.)
...Поэзия Гоголя, его скорбный смех - это не только обвинительный акт против подобного нелепого существования, но и мучительный крик человека, стремящегося спастись прежде, чем его заживо похоронят в этом мире безумцев. Чтобы подобный крик мог вырваться из груди, надобно, чтоб в ней оставалось что-то здоровое, чтобы жила в ней великая сила возрождения. Гоголь чувствовал - и многие другие чувствовали вместе с ним, - что за мертвыми душами есть души живые. (Из статьи «Новая фаза в русской литературе»)
Д. И. Писарев
Дорого русскому сердцу имя Гоголя; Гоголь был первым нашим народным, исключительно русским поэтом; никто лучше его не понимал всех оттенков русской жизни и русского характера, никто так поразительно верно не изображал русского общества; лучшие современные деятели нашей литературы могут быть названы последователями Гоголя; на всех их произведениях лежит печать его влияния, следы которого еще долго, вероятно, останутся на русской словесности.
(Из статьи «Николай Яковлевич Прокопович и отношения его к Гоголю. П. В. Гербеля», 1858)Н. А. Добролюбов
...Чем далее, тем сильнее высказывалась у Гоголя гуманическая сторона его таланта, и даже вопреки своей воле, в ожидании светлых и чистых идеалов, он все изображал своим могучим словом «бедность, да бедность, да несовершенство нашей жизни». По этому-то пути направился и г. Достоевский.
(Из статьи «Забитые люди»)Ю. Н. Тынянов
<...>Гоголь необычайно видел вещи: отдельных примеров много: описание Миргорода, Рима, жилье Плюшкина с знаменитой кучей, поющие двери «Старосветских помещиков», шарманка Ноздрева. Последний пример указывает и на другую особенность в живописании вещей: Гоголь улавливает комизм вещи. <...>
<... > Поэтому мертвую природу Гоголь возводит в своеобразный принцип литературной теории: «Он говорил, что для успеха повести и вообще рассказа достаточно, если автор опишет знакомую ему комнату и знакомую улицу. «У кого есть способность передать живописно свою квартиру, тот может быть и весьма замечательным автором впоследствии», - говорил он»...
...«Характеры», «типы» Гоголя -и суть маски, резко определенные, не испытывающие никаких «переломов» или «развитии». Один и тот же мотив проходит через все движения и действия героя - творчество Гоголя лейтмотивно. Маски могут быть и недвижными, «заплывшими» - Плюшкин, Манилов, Собакевич; могут обнаруживаться и в жестах - Чичиков.
Маски могут быть либо комическими, либо трагическими - у Гоголя два плана: высокий, трагический, и низкий, комический. Они обычно идут рядом, последовательно сменяя друг друга. <...>
(Из книги «Поэтика. История литературы. Кино»)Г. А. Жуковский
...Если видеть в идейной композиции «Мертвых душ» только объекты изображения, только серию отрицательных персонажей и картин, получается как будто неувязка: большой том в несколько сот страниц почти целиком занят изображением всяческой скверны, и вдруг - как вывод из этого моря скверны: «Не так ли и ты, Русь, что бойкая, необгонимая тройка, несешься?» - и образ светлый, образ, несущий твердую уверенность в великом предназначении Руси, и не только в ее великом будущем, но даже и в ее настоящем - в величии того смысла, который имеет ее историческое движение вперед.
...В этой борьбе зла и блага, по Гоголю, непременно побеждает благо, уже потому, что благо, для Гоголя, это сущность характера и бытия народа, а зло - это искажение, классовое и сословное, барское и насильническое искусственное наслоение на положительную основу. Победа блага в конце конфликта, образующего сюжет поэмы, и выражена в авторском монологе о тройке, где гоголевский принцип слитно-целостного образа, охватывающего огромный коллектив, в конце концов всю страну, торжествует победу. В этом образе слились и лирическое начало автора и сущность всей Руси.
(Из книги «Реализм Гоголя»)Д. Н. Овсянико-КуликовскийОтметим, что Герцен видел в поэме «горький упрек» современной ему, т. е. дореформенной, Руси. Тут сквозит мысль, что с течением времени, когда изменится порядок вещей, когда Россия обновится реформами, когда распространится просвещение, тогда исчезнут и все эти уродливые типы - Чичиковых, Маниловых, Собакевичей и т. д., исчезнут и понятия и нравы, им отвечающие. Увы! это была иллюзия. В свой черед Россия обновилась - как могла, но гоголевские типы не исчезли. Они также «обновились» и выступили в новом обличье, но с тою же пустотою в душе, с тою же обезнадёживающею темнотой и пошлостью. Сатира Салтыкова неоднократно пользовалась готовыми типами Гоголя, и в частности указывала на пореформенных Ноздревых. Этот тип, очень русский, удивительно живуч и скандалит и хулиганствует по-прежнему. Жив и Чичиков. Не исчезли ни Собакеви-чи, ни Маниловы... Стойкость, постоянство, живучесть этих типов зависит, очевидно, от того, что в них схвачены не временные или случайные черты, а коренные, глубоко лежащие «свойства русского человека», которые могут измениться или совсем исчезнуть только после долгого исторического процесса оздоровления русской национальной психологии.
(Из статьи «Гоголь в его произведениях»)
В. Ф. Переверзев...Самый сложный характер в творчестве Гоголя - это Павел Иванович Чичиков. Образ этот остался неоконченным, но и в неоконченном виде он производит впечатление лучшего из всех образов сложного характера. Здесь Гоголь снова вполне в своей стихии, в мелкопоместной и чиновной среде. Душу Чичикова, этого мелкого помещика, выброшенного в чиновный мир и упрямо пробивающего дорогу назад в поместье, Гоголь знает как свои пять пальцев. Правда, характер этот посложнее всех, с которыми приходилось Гоголю иметь дело раньше; но в нем нет новых психологических элементов, он лишь объединяет в своей особе все черты, разбросанные в более простых характерах. <...>
...Он, несомненно, принадлежит к семейству небокоптителей, потому что в его существовании тоже нет решительно никакого творческого смысла. Он так же смешон, как все гоголевские типы, потому что при своей духовной неразвитости он даже не подозревает своего ничтожества и слишком доволен своей особой. Однако, когда вы пытаетесь определить, что это за разновидность небокоптителя, вы испытываете затруднение. В его натуре нет ни одной резко выдающейся черты, которую можно было бы положить в основу определения, которая окрасила бы его небокоптительство в определенный, устойчивый тон. Сейчас он произведет впечатление чувствительной, деликатной натуры, а через пять минут удивит вас грубой, кулаческой выходкой; то он прямо подавит вас своей солидностью, то выкинет самое легкомысленное антраша. Он неуловим, как вьюн. <...>
...Среди всех характеров гоголевского творчества Чичиков обладает самой многосторонней и богатой природой. Но, во-первых, эта природа осталась неразвитой, осталась в почти первобытном состоянии, во-вторых, в условиях душевладельческого небокоптительства природные способности Чичикова растратились на пустяки и совершенно бессмысленно.
(Из книги «Гоголь. Достоевский»)И. П. Золотусский<...> Слуг Чичикова обычно не замечают при Чичикове. Но он без них, как без рук, как, впрочем, и они без него ни мужики, ни дворовые. Эта троица седоков брички - единая плоть, и именно так и стоит рассматривать население тройки.
Чичиков с чиновниками галантен и обходителен, сыплет цитатами и книжными оборотами, с мужиками он прост и в простоте своей простодушен. «Щекотливый» нос Чичикова морщится от особенного запаха Петрушки, или, как называет его деликатно Гоголь, «воздуха», но тем не менее представить себе Чичикова без Петрушки (и без Селифана) невозможно.
Селифан не только кучер Чичикова, он вожатый его брички, опора ее, он отец родной каурому, гнедому и чубарому, с которыми он беседует, как с детьми. И если уж только очень его рассердить, то на коней посыплются удары вожжей и прозвища. Чубарого (как самого ленивого) он окрестит «Бонапартом», «панталонником немецким», а каурого Заседателем. А всех троих вместе- «секретарями».
Это смешно, потому что самого Чичикова и примут в городе N за Наполеона, а Коробочка, когда он начнет торговать у нее «мертвые души», спросит Чичикова, не служил ли он заседателем.
Тройка Чичикова не может тронуться в путь без мужика, не может скакать по Руси без реплик мужика, без его поддакивания или неодобрения. Да и бричку Чичикова, как пишет Гоголь, собрал и снарядил в дорогу ярославский расторопный мужик.
Мужик в «Мертвых душах» подправляет путь брички Чичикова, указывает ей направление, а то и просто вытаскивает ее из грязи. Девчонка Пелагея, которая не знает, где лево, а где право, помогает тройке выбраться на шоссе. <...>
«Мертвые» в «Мертвых душах» присоединяются к живым, встают с ними в один ряд, образуя то живое народонаселение России, без которого эта поэма была бы недонаселена; Гоголь говорит, что Селифан и Петрушка даже не второстепенные и не третьестепенные ее герои, что тут есть лица поважней и так далее. Но он лукавит. Именно эти мужики, а с ними заодно и четыреста душ «мертвых», которых скупил Чичиков в энской губернии, и есть те самые первостепенные герои, которые составляют ее живую плоть.
На небольшом пространстве «Мертвых душ» уместилась вся Русь. Кого тут только нет! Кажется, всех званий и всех сословий коснулся в них Гоголь, никого не обошел. Дворянство, крестьянство, офицерство, губерния, Петербург, трактир и кабак, катакомбы канцелярий (которые Гоголь сравнивает с кругами ада) и русский необъятный простор. Захочешь ли увидеть русского приказчика - увидишь и его, купца - является и купец, полицейского - есть и полицейский, дам - налицо и дамы. Курьеры, зеваки, работники, половые, хозяева трактиров, моты и скряги, беглые и каторжники, разбойники и дети - все тут есть. Есть даже пророк, потому что не может обойтись русская земля без пророка, хотя, как любил повторять Гоголь, нет пророка в отечестве своем. <...>
«Мертвые души» - центральное и основополагающее творение Гоголя, к которому он подошел с опытом русской литературы, нажитым до него, и, выйдя из которого, русская литература, набрав силу дыхания, стала всемирной. И хотя Гоголь в каждом своем сочинении ставит перед собой максимальную цель, в этой странной поэме, чье имя «поэма» не объяснено до сих пор, он создает русский «негативный» эпос, перерастающий по ходу дела в апофеоз, равный по масштабам, может быть, апофеозу древних греков.
Были и до Гоголя поэмы, хотя бы в самом названии своем охватывающие предмет крупно и исторически звучно: «Россияда» Хераскова, например. Был пушкинский роман в стихах, но в прозе никто - до Гоголя - не дерзнул охватить Русь «со всех сторон», делая национальное всеевропейским, а всеевропейское национальным. (Из статьи «Горизонт без конца»)
В. П. Астафьев
В каждой великой литературе есть писатель, составляющий отдельную Великую литературу: Шекспир - в Англии, Гете - в Германии, Сервантес - в Испании, Петрарка и Данте - в Италии. В русской литературе высится вершина, никого не затмевающая, но сама по себе являющая отдельную Великую литературу - Николай Васильевич Гоголь. Однако и в его творчестве есть книга книг, ни от кого и ни от чего не зависящая - «Мертвые души». Книга эта не просто учебник и энциклопедия русского национального характера, но явление высочайшего художественного достижения, с которым, на мой взгляд, трудно сравниться даже и последующей блистательной русской литературе. <...>
...Ирония его и смех его повсюду горьки, однако не надменны. Смеясь, Гоголь страдает. Обличая порок, он прежде всего в себе его обличает, в чем и признавался не раз, страдал и плакал, мечтая приблизиться к «идеалу». И дано ему было не только приблизиться к великим художественным открытиям, но и мучительно постигать истину бытия, величие и расхристанность человеческой морали.
(Из статьи «Приближение к истине»)
С. П. Залыгин
Быть может, никогда и ни у кого не было столь же зоркого взгляда, как у Гоголя.
Он видит характер так, что это уже не только характер, это еще и способ существования определенной группы людей.
Существования по Хлестакову, по Чичикову, по Манилову, по Шпоньке.
Пожалуй, ни одному ученому или писателю не удалось в такой же мере проследить эту связь, так объединить характер с поведением, с мыслью, с жестом, со случайным, казалось бы, возгласом человека. <...>
Такова даже лирика Гоголя - она всегда зрительна, всегда живописна и картинна и, как это ни странно, - всегда гиперболична.
Она лишена элегичности, интимности, изящности, тонкой вдумчивости - она эпична и грандиозна.
Трудно обнаружить у кого-то еще лиризм той же природы, разве только у Гомера, а позже - у Байрона, но Гомер был мифологичен, и этим все объясняется, а Байрон вовсе не лишен был интимности.
Чаще всего Гоголь вот так грандиозно-лиричен в описании природы; он превосходит самого себя, когда рассказывает о том, как чуден Днепр при тихой погоде, и яркость его красок и резкость картины снова ослепляет нас, и вот уже мы восторгаемся своим ослеплением, и вот мы верим, мы убеждены, что в искусстве должна быть и такая лирика, бесподобно яркая и как бы даже громоподобная.Лицо природы для Гоголя подобно лицу почти неестественно красивой женщины - те же краски и та же предметность, и вот уже чудная римлянка оборачивает к случайному прохожему «снег своего лица», а река у него рыдает, словно мать, провожающая на войну своих сыновей.
Гоголевский художественный взгляд - это взгляд преднамеренный, он выхватывает из действительности только одну какую-то сторону, из этой стороны - одного какого-то человека, из этого человека - одну черту его характера и лица, одну привычку и один жест, одну интонацию его голоса и слова только одного какого-то свойства...
Такова эта неповторимая, невероятно гиперболизированная зоркость, навсегда причислившая Гоголя к реалистам, возвысившая его до создателя реалистической школы в русской литературе.
Есть над чем подумать по поводу происхождения реализма в искусстве.
Она потом немало изменится, эта школа, она будет претерпевать эволюцию вместе со всем тем, что вкладывается в понятие реальности и реализма, но ее удивительный исток, ее почти нереальное начало никогда не потеряют своего величия и явственного влияния на все последующие поколения писателей.
(Из статьи «Читая Гоголя»)