Поиск Предназначения (сборник)
Сборник «Поиск Предназначения» является по сути «невольной автобиографией» Дмитрия Горчева (1963–2010), составленной из фрагментов его творчества «от первого лица». В книгу вошли лучшие главы из роман
Говорят, чужая душа – потёмки, что в равной мере относится как к женщине, так и к мужчине. Впрочем, по мнению большинства женщин, мужская душа – потёмки вдвойне. Автор этого сборника рассказов о переж
Где еще солнце светит триста дней в году? Где еще вы найдете настоящее rosé, иногда с ароматом винограда, иногда сухое – этот вкус лета в вашем бокале? Где еще козий сыр становится произведением искус
А что это я вдруг вздумала писать, да еще в предположении, что кто-нибудь будет это все читать? Скорее всего, сама точно не знаю. Я осталась самая старшая в некогда большой семье со своей памятью обо
Жанр этой книги можно определить как зарисовки или короткие рассказы из жизни автора, его друзей и знакомых. Время действия – начало 60-х – конец 80-х годов прошлого столетия, т. е. главным образом из
Уважаемые читатели!Книга "Голубыми дорогами мира" состоит из рассказов и небольшой повести. Все взято из жизни. Автор много лет проработал в море, поэтому многое в книге связано с ним.
Книга посвящена ушедшему в прошлое поколению, не сломленному годами репрессий и военного лихолетия, жившему суровой романтикой ударных строек и созидания родной страны. Массового читателя ожидают встр
Книга Владимира Кулакова "Там, где кончается арена…" является продолжением повествования о цирке. Для того, чтобы понять душу цирковых, их чаяния, вообще что это за люди, живущие на планете Земля, сле
Эта книга из цикла мемуарно-художественных произведений автора. В ней на основе личного опыта излагается жизнь в сибирской деревне и соседнем с ней посёлке в советский период до середины шестидесятых
Все, что мы знаем об операции армии США в Ираке «Буря в пустыне», – скупые сводки новостей и телевизионная картинка, окрашенная в цвета, обусловленные ангажированностью телеканала. Эта книга – зарисов
В своей биографической книге В. Н. Сойфер рассказывает о семье, годах детства и учебе в средней школе, Тимирязевской сельскохозяйственной академии и на физическом факультете МГУ им. М.В. Ломоносова. О
Последние годы жизни Фрэнсиса Скотта Фицджеральда, классика американской литературы, автора «Великого Гэтсби» и «Ночь нежна», окутаны таинственностью и не особо известны публике. Однако именно тогда,
Книга автобиографических рассказов, передающая действительность глазами ребёнка-аутсайдера в эпоху позднего СССР и турбокапитализма 90-х. Эта книга о бедности, социальном расслоении, насилии и кризисе
Две девушки-провинциалки "слегка за тридцать" пытаются покорить Москву. Вера мечтает стать актрисой, а Катя – писательницей. Но столица открывается для подруг совсем не радужной. Нехватка денег, неуда
Он родился 13 мая вместе со смертью и уже а детстве заслужил уважение сверстников и взрослых своим умением видеть скрытое и находить утерянное. Его профессия – гадатель. Он никогда не расстается со св
18 июля 1926 года в Финляндии родился Георгий Трифонов, больше известный как Михаил Дёмин. Профессиональный уголовник, вор, убийца и блатной по кличке Чума, он отмотал пару-тройку сроков, выпустил нес
Поэт и романист Вадим Фадин и сам затрудняется определить жанр большинства вещей, собранных в настоящей книге: иные из них – одновременно и рассказы, и притчи, и эссе. Критик Александр Люсый однажды о
Протоиерей Михаил Овчинников пережил в 1999 году страшную автокатастрофу. Имея травмы, как говорили врачи, несовместимые с жизнью, он перенес серии клинических смертей и настоящим чудом (без преувелич
Книга представляет собой оригинальную и яркую художественную интерпретацию картины мира душевно больных людей – описание безумия «изнутри». Искренне поверив в собственное сумасшествие и провозгласив К
Рано или поздно каждый человек на своем пути становится перед выбором: как реализовать себя? Действительно, найти свое призвание не так-то просто. Но автору этой книги повезло, он практически сразу со
Что вы знаете о враче, который вас лечит? Скорее всего, совсем немного. Если хотите узнать больше, скорее открывайте книгу Адама Кея. Это откровенный, местами грустный, а местами – уморительно смешной
Героине романа едва исполнилось восемнадцать. Она с детства влюблена в прекрасную Турцию – нескончаемый яркий и весёлый праздник, подаренный девочке родителями. Автор книги – героиня романа – делится
Раздавленная неожиданным тяжелым разводом, Соня Чокет бросает прежнюю жизнь и переезжает в Париж, город, с которым ее связывают счастливые воспоминания юности. Соня – известный в Америке духовный наст
Книга, подготовленная к 75-летию Виктора Кречетова, подытоживает значительный период творческой работы писателя. Основу книги составляет автобиографическая повесть, освещающая жизненный и творческий п
В 2013 году Астрид и Соня Холледер решились на немыслимое: они вступили в противостояние со своим братом Виллемом, более известным как «любимый преступник голландцев». Его имя прозвучало на весь мир п
Наталья Варлей! И сразу ассоциация с героиней фильма «Кавказская пленница». Конечно, в этой книге есть главы, посвященные фильму и его создателям, – как же без этого! Но автор рассказывает не только с
Как чувствует себя человек, вынужденный убить своего любимого? Двадцатилетняя Марита Лоренц отправилась на Кубу и влюбилась в одного из самых известных революционеров – Фиделя Кастро. Тогда она и не п
Река во тьме. Мой побег из Северной Кореи
Я родилась в один год с Чарли Чаплиным, "Крейцеровой сонатой" Толстого, Эйфелевой башней и, кажется, Элиотом. В это лето Париж праздновал столетие падения Бастилии – 1889. В ночь моего рождения справлялась и справляется древняя Иванова ночь – 23 июня (Midsummer Night). Назвали меня Анной в честь бабушки Анны Егоровны Мотовиловой. Ее мать была чингизидкой, татарской княжной Ахматовой, чью фамилию, не сообразив, что собираюсь быть русским поэтом, я сделала своим литературным именем. Родилась я на даче Саракини (Большой Фонтан, 11-я станция паровичка) около Одессы. Дачка эта (вернее, избушка) стояла в глубине очень узкого и идущего вниз участка земли – рядом с почтой. Морской берег там крутой, и рельсы паровичка шли по самому краю.
Когда мне было 15 лет и мы жили на даче в Лустдорфе, проезжая как-то мимо этого места, мама предложила мне сойти и посмотреть на дачу Саракини, которую я прежде не видела. У входа в избушку я сказала: "Здесь когда-нибудь будет мемориальная доска". Я не была тщеславна. Это была просто глупая шутка. Мама огорчилась. "Боже, как я плохо тебя воспитала", – сказала она.
1957
В семье никто, сколько глаз видит кругом, стихи не писал, только первая русская поэтесса Анна Бунина была теткой моего деда Эразма Ивановича Стогова. Стоговы были небогатые помещики Можайского уезда Московской губернии, переселенные туда за бунт при Марфе Посаднице. В Новгороде они были богаче и знатнее.
Моего предка хана Ахмата убил ночью в его шатре подкупленный убийца, и этим, как повествует Карамзин, кончилось на Руси монгольское иго. В этот день, как в память о счастливом событии, из Сретенского монастыря в Москве шел крестный ход. Этот Ахмат, как известно, был чингизидом.
Одна из княжон Ахматовых – Прасковья Егоровна – в XVIII веке вышла замуж за богатого и знатного симбирского помещика Мотовилова. Егор Мотовилов был моим прадедом. Его дочь Анна Егоровна – моя бабушка. Она умерла, когда моей маме было девять лет, и в честь ее меня назвали Анной. Из ее фероньерки сделали несколько перстней с бриллиантами и одно с изумрудом, а ее наперсток я не могла надеть, хотя у меня были тонкие пальцы.
1964
В Царском Селе я жила в общем с двух до шестнадцати лет. Из них одну зиму (когда родилась сестра Ия) семья провела в Киеве (Институтская ул.)* и другую в Севастополе (Соборная, дом Семенова). Основным местом в Царском Селе был дом купчихи Елизаветы Ивановны Шухардиной (Широкая, второй дом от вокзала, угол Безымянного переулка). Но первый год века, 1900, семья жила (зиму) в доме Дауделя (угол Средней и Леонтьевской. Там корь и даже, может быть оспа).
_______________________________________
* Там история с медведем в Шато де Флер, в загородку которого мы попали с сестрой Рикой, сбежав в горы. Ужас окружающих. Мы дали слово бонне скрыть событие от мамы, но маленькая Рика, вернувшись, закричала: "Мама, Мишка – будка, морда – окошко", а наверху в Царском саду я нашла булавку в виде лиры. Бонна сказала мне: "Это значит, ты будешь поэтом", но самое главное случилось не в Киеве, а в Гунгенбурге, когда мы жили на даче Крабау – я нашла царь-гриб. Нянька "калуцкая" – Татьяна Ритивкина говорила обо мне: "Это перец будет"", "Наши дела как сажа бела" и "Отворотясь не насмотришься".
Русская автобиографическая проза XX века связана с традициями отечественной литературы прошлого, в первую очередь с художественным опытом Л. Толстого и С. Аксакова. Как бы ни был близок автор к своему герою, но, по наблюдениям Н. Руба-кина, «описывая самого себя, свою жизнь, поступки, мысли, переживания, он на деле описывает уже чужого человека». Л. Гинзбург тоже акцентировала внимание на нетождественности автора и героя даже в самых автобиографических романах, поскольку «герой воспринимается как принадлежащий другой, художественно отраженной действительности».
К изображению детства писатели подходят с разными творческими задачами. В одних произведениях главным оказывается сам феномен детства, детского мировосприятия; в других детство рассматривалось как самое счастливое время; в третьих - как стартовый жизненный этап.
В первые десятилетия XX века можно выделить две тенденции в изображении детства. Одна нашла отражение в автобиографических повестях М. Горького, другая - в повести А. Белого «Котик Летаев».
К реконструкции детских ощущений и представлений обратился в 30-е годы М. Зощенко. В повести «Возвращенная молодость» он прошел со своим героем обратный путь - от тридцати лет до младенчества. Опыт А. Белого развит и в «Других берегах» В. Набокова. Особый интерес представляют книги, где в герое (в раннем ли детстве или чуть позже) подчеркивалось творческое начало,- прослеживается путь рождения писателя. К ним относятся произведения М. Пришвина («Кащеева цепь»), И. Бунина и В. Набокова.
И. Бунин и В. Набоков Дом-Россию потеряли навсегда, покинув родину после Октябрьской революции. Как бы ни проклинали они большевистскую власть и новое государство, Россия оставалась в сердце до конца дней, а в автобиографических произведениях осуществилось своеобразное возвращение в родные места.
«Жизнь Арсеньева» (1927-1933) не о том, как стал писателем Иван Алексеевич Бунин, а о рождении творческой личности в Алексее Арсеньеве на благодатной среднерусской почве. Чувственное восприятие жизни в основе всех его впечатлений («...Эту меловую синеву, сквозящую в ветвях и листве, я и умирая вспомню»). Детские впечатления осознаются писателем как самые важные, а потому сохраненные с далекой поры и воспроизведенные так зримо живущими в том «глухом и милом краю <...> где так мирно и одиноко цвело мое никому в мире не нужное младенчество, детство...» Именно детство помогает установить связь прошлого с настоящим: «Какие далекие дни! Я теперь уже с усилием чувствую их своими собственными при всей той близости их мне, с которой я все думаю о них за этими записями и все зачем-то пытаюсь воскресить чей-то далекий юный образ».
Интуитивно И. Бунин и его герой отталкивались от социальных проблем: «Я написал и напечатал два рассказа, но в них все фальшиво и неприятно: один о голодающих мужиках, которых я не видел и, в сущности, не жалею, другой на пошлую тему о помещичьем разорении и тоже с выдумкой, между тем как мне хотелось написать про громадный серебристый тополь». Героя отталкивает не просто социальный аспект, а фальшь; не имеющий жизненного опыта молодой писатель готов лишь к восприятию поэтичности мира.
Общая для эмигрантов тоска по России в «Жизни Арсен ьева» переключалась автором в тональность не столько грустную, тягостную, сколько жизнеутверждающую. Как позднее и у В. Набокова, в «Жизни Арсеньева» передано ощущение кровной связи с родиной. Она еще сильнее подчеркнута в отъединенности героя и от собратьев по профессии, и вообще от людей: «Я испытал чувство своей страшной отделенности от всего окружающего, удивление, непонимание,- что это такое все то, что передо мной, и зачем, почему я среди всего этого?». От любых впечатлений - поэтических, любовных, родственных - автобиографический герой неизменно возвращался к постижению своего призвания: «Спрашивал себя: все-таки что же такое моя жизнь в этом непонятном, вечном и огромном мире... и видел, что жизнь (моя и всякая) есть смена дней и ночей, дня и отдыха, встреч и бесед, удовольствий и неприятностей, иногда называемых событиями... а еще - нечто такое, в чем как будто и заключается некая суть ее, некий смысл и цель, что-то главное, чего уж никак нельзя уловить и выразить». Хотя рассказана только юность Арсеньева, но, как замечает О. Бердникова, «перед читателем романа предстает действительно вся жизнь его героя». Полувековая дистанция между героем и автором-повествователем проявляется в сочетании юной непосредственности и свежести восприятия мира со зрелыми раздумьями о жизни человека, о радости и трагизме его существования.
«Другие берега» Набокова (1954) возвращали потерянный рай детства. В. Набоков возвращал себе Россию и себя в Россию. Книга кончалась отплытием в Америку, но «другой», далекий берег был навсегда приближен, запечатлен. Сбывалось обещание автобиографического героя «Дара» - вернуться в Россию строчками своих книг. Чтобы «пробиться в свою вечность», писатель обратился к изучению младенчества: «Я вижу пробуждение самосознания, как череду вспышек с уменьшающимися промежутками. Глядя туда со страшно далекой, почти необитаемой гряды времени, я вижу себя в ТОт день восторженно празднующим зарождение чувственной жизни». Именно чувственное восприятие и позволило писателю воссоздать Россию, родные места, не только умом, но кровью осознать эту связь: «Я с праздничной ясностью восстанавливаю родной, как собственное кровообращение, путь из нашей Выры в село Рождествено».
Если Россия в детские и юношеские годы героя И. Бунина-источник его писательского дара, то в книге В. Набокова вечная связь с ней осуществлена памятью художника. Третья редакция произведения создана в 1966 году под названием «Speak Memory» - «Память, говори».
А. Гайдар «Школа», В. Катаев «Белеет парус одинокий», «Хуторок в степи», «Катакомбы», «Лёнька Пантелеев», К. Паустовский «Повесть о жизни».
На воспоминаниях о детстве построены некоторые книги О. Берггольц и В. Астафьева. Объединяет их предельная искренность авторов, исповедальность. В повестях Астафьева 1960-1970-х годов главным героем являлся мальчик, подросток. Это относится и к Ильке из «Перевала», и к Толе Мазову из «Кражи», к Витьке из «Последнего поклона», к Мальчику из «Оды русскому огороду». Общее у названных героев - их раннее сиротство, столкновение с материальными трудностями в детстве, повышенная ранимость и исключительная отзывчивость на все доброе и прекрасное.
Главное в самоанализе героя «Последнего поклона» (1960-1989) - понимание того, что дали ему и чем были для него родные и близкие люди, живущие, казалось бы, в сфере сугубо практических повседневных забот и интересов. В построении повести важна не биографическая последовательность, а принцип выделения первых открытий мира, первых проверок силы, смелости, первых оценок старших людей. «Лежал, думал, пытался постигнуть человеческую жизнь, но у меня ничего не получалось. Впоследствии я убедился, что жизнь постигнуть даже взрослым людям не всегда удается»; «...но ничего этого я пока еще не ведаю, пока я свободен и радостен, как благополучно перезимовавший воробей».
В «Оде русскому огороду» при изображении Мальчика чувствовалась авторская ирония («не мог знать, как ни тужился»). И не пафос утверждения («никогда не забуду», «потом пойму»), а горькую усмешку замечал читатель в отношении взрослого к неведению детства: «Наивный мальчик! Если б все в мире делалось по воле детей, не ведающих зла». В поступках Мальчика теперь больше внимания обращается на то, что хотелось бы забыть, да не удается, что пятном лежит на совести и никак не украшает биографию. «Память моя, ты всегда была моей палочкой-выручалочкой. Так сотвори еще раз чудо - сними с души тревогу, тупой гнет усталости... И воскреси,- слышишь! - воскреси во мне Мальчика, дай успокоиться и очиститься возле него». Путь героя - через муки, страдания, понимание своего долга перед старшим поколением к осознанию ответственности за себя и свое поколение.
Одна из тем автобиографической прозы последнего десятилетия связана с раскрытием непростых отношений между отцами и детьми.
В качестве приложения к "Книге песен" даются автобиографические письма
Петрарки и знаменитый его диалогизированный трактат, также имеющий в
значительной степени автобиографический характер. Они не только интересны
сами по себе. Они, как думается, помогут читателю глубже разобраться и
оценить "Книгу песен". В сущности, они являются бесценным к ней
комментарием.
"Письмом к потомкам" Петрарка предполагал завершить свои "Старческие
письма" ("Rerum senilium libri", 1366). Письмо это осталось; в наброске,
который его ученики и почитатели не решились включить в "Старческие письма".
В XVI веке "Письмо к потомкам", подвергнутое порой весьма произвольным
ученых оно было освобождено от всевозможных наслоений и опубликовано в более
или менее первозданном виде. Вполне возможно, что писалось оно в два приема,
то есть где-то в промежутке между 1351 и 1370-1371 годами. Как бы то ни
было, письмо содержит множество достоверных сведений о жизни и умонастроении
Письмо к Гвидо Сетте датируется уже совершенно точно. Написано оно в
1367 году в Венеции и адресовано близкому другу Петрарки архиепископу Генуи
и основателю бенедиктинского монастыря Червара (возле Портофино), где Гвидо
и умер в год написания письма.
Из всех автобиографических писем Петрарки оно является самым
пространным и очень дополняет предыдущее "Письмо к потомкам".
Диалогизированный трактат "Моя тайна, или Книга бесед о презрении к
миру", чаще именуемый просто "Моей тайной", не предполагался автором к
широкому распространению. Написан он был в Воклюзе в 1342-1343 годах, в
период наибольших душевных смятений Петрарки. В 1353-1358 годах в Милане
Петрарка еще раз просмотрел и подправил рукопись.
"Моя тайна" является одним из замечательнейших литературных памятников,
лежащих у истоков европейского Возрождения. Она замечательна как по своей
психологической проницательности, так и по глубине морально-этических
проблем, в ней затронутых. Блистательная эрудиция - не без некоторого даже
щегольства - не помешала ни искренности тона, ни простоте изложения. Книга
построена в форме диалога, который ведут в присутствии молчаливой Истины
Франциск (Петрарка) и Августин Блаженный. Нечего и говорить, что этот диалог
Литературный прием, что это даже не воображаемый разговор ученика и
учителя, правого и неправого, а скорее беседа человека со своим "двойником",
спор между сознанием и чувством. Впрочем, нельзя не признать, что в
обрисовке двух "спорящих" есть определенные черты индивидуализации, что-то
похожее на "характеры" (недовольный собой, зачастую упрямый Франциск и
умудренный, готовый понять заблудшего собеседника, но твердый Августин).
Книга состоит из трех Бесед. При всей внешней непринужденности и как бы даже
произвольности разговора она имеет четкое тематическое разделение: Беседа
первая посвящена выяснению того, каким образом безволие Франциска привело
его к душевным блужданиям. В этой Беседе утверждается тезис: в основе
человеческого счастья и несчастья (понимаемого в моральном смысле) лежит
собственная свободная воля человека. Беседа вторая посвящена разбору
слабостей Франциска, исходя из представления о семи смертных грехах. Беседа
третья касается двух наиболее укоренившихся в душе Петрарки слабостей: любви
к Лауре и его славолюбии. В этом вопросе спор становится наиболее острым.
Петрарка оправдывает свою любовь к Лауре тем, что именно она помогла и
помогает ему избавиться от земных слабостей, именно она возвышает его (такое
толкование любви к Лауре лежит в основе второй части "Книги песен"). Что
касается славолюбия, то Петрарка оправдывается тем, что любовь к знанию
должна поощряться и заслуживать всяческого человеческого признания
(любопытно, кстати, что век спустя гуманисты признают эту тягу достойной
даже божественного признания). Петрарка упорно отстаивает эти две свои
страсти, видя в них смысл существования. Примирение между высшими моральными
требованиями и необходимостью активной земной деятельности - смысл
предлагаемого Петраркой компромисса. Августин вынужден не то чтобы уступить,
но, во всяком случае, признать невозможность моментального и полного
"обращения". Таким образом, вплоть до выработки иной шкалы человеческих
ценностей, когда возвышенная любовь и стремление к активной человеческой
деятельности и знанию смогут быть примирены с категориями морального
абсолюта, окончательное решение начатого спора откладывается. Этот спор
предстояло решить уже наследникам Петрарки, и решить в его пользу.
Думается, что без "Моей тайны" читателю трудно было бы приобщиться и к
тайне "Книги песен".
